Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

Она смирилась и не боялась и ласково потрепала по плечу плачущую монахиню, чтобы успокоить ее. Она прислонилась к столбу, к которому была некрепко привязана вокруг талии. Решительно отказавшись от повязки на глаза, она с открытым лицом встретила залп двенадцати винтовок.

Мата Хари была мертва, но ее призрак продолжал вводить в заблуждение сочинителей историй. Почти через восемь лет после ее казни — летом 1925 года — два талантливых французских писателя Марсель Надан и Андре Фаж опубликовали статью (в «Пти журналь» от 16 июля 1925 г.), в которой впервые открыто высказывалось сомнение в виновности танцовщицы, что вызвало беспокойство у некоторых персон. Полные отчеты о процессе над ней хранились в тайне. В 1922 году майор Массар опубликовал свое заключение, сделанное на основании исследования всех документальных данных, в котором подтвердил полную виновность Маты Хари и выразил уверенность, что справедливость и военный долг требовали в ее случае смертной казни. Но для беспристрастных людей, даже во Франции, этот вопрос все же остался открытым.

Сколько вердиктов военного трибунала были вынесены с опозданием на месяцы или годы в результате затяжного судебного расследования? Являлась ли танцовщица виновной или невиновной, она была осуждена с грубейшими нарушениям судебного процесса. В любом случае ее приговор взывал к традиционному обращению и тщательному пересмотру ее дела беспристрастными гражданскими судами.

Если так много влиятельных и ослепленных любовью джентльменов поддались ее чарам и доверили ей государственные секреты, где были эти глупцы и сообщники во время суда над ней? И как они себя чувствовали после исполнения приговора? Существует два ответа: 1) всех, кого армейская клика хотела пощадить, пощадили; 2) ни один из ее якобы многочисленных информаторов никогда не был разоблачен как сообщник осужденного вражеского шпиона. Можно сделать вывод, что не было найдено каких-либо доказательств, позволяющих властям возбудить дело против тех, кто оказался неосторожным или невольным сообщником танцовщицы в шпионских делах. И кроме того, французская контрразведка обезопасила себя и впоследствии замалчивала добровольное признание Маты Хари. Это не использовалось ни для доказательства вины женщины, ни для изобличения ее бывших защитников, любовников и сообщников.

Ни один другой шпион, уцелевший, попавший в заключение или казненный, не пользовался такой довоенной славой. А поскольку сходство с великими и подлинными шпионами найти было трудно, все бесчисленные статьи и журнальные истории, написанные о шпионаже после ее смерти, не ленились добавить гламурность «яванки» ради сексуальной привлекательности к иллюстрациям.

Ее слава романтической героини сделала танцовщицу звездой «разоблачений секретных служб», чему содействовали французские власти, которые по-прежнему считали, что не совершили ошибки, казнив ее как особо опасную шпионку. Жорж дю Парк рассказывает в своих воспоминаниях, что Мата Хари просила его записать ее мемуары. Познакомился он с ней, когда еще был парижским журналистом, и знакомство это длилось не один год, что позволило ему навестить ее в тюремной камере на правах старинного друга, а не чиновника Второго бюро генерального штаба французской разведки, каким в ту пору он стал. Литературными делами он уже не занимался, но, когда доложил о желании танцовщицы «рассказать все», его начальник граф де Леден порекомендовал ему принять это предложение. На тех условиях, однако, что все его записи будут переданы Второму бюро, на тот случай, если что-нибудь из разоблачений танцовщицы окажется важным для контрразведки!

Дю Парк сообщает, что Мата Хари в течение трех часов диктовала ему свои «откровения», явившиеся «обвинительным актом против многих высокопоставленных чинов как английской, так и французской армии». После этого куртизанка была расстреляна, а продиктованные ею признания поразили военных бюрократов и были погребены в тщательно охраняемых архивах секретной службы в Париже. Сам дю Парк обязался хранить тайну в силу данной клятвы и особенно ввиду своей связи с разведкой.

Между тем в деле Маты Хари французская военная клика показала всю свою предубежденность и склонность к придиркам. Во время процесса танцовщицы французская секретная служба — руководствуясь собственными причинами и причинами постыдной политической интриги — провокационно объявила, что некий член кабинета министров, подписывавшийся «М…и», отправил немало писем знаменитой куртизанке. Генералу Нивелю и его коллегам пришлось оправдываться перед общественным мнением в провале наступления в Шампани и в других своих бездарных действиях. Козлом отпущения, по-видимому, сознательно, был избран Луи Мальви, тогдашний министр внутренних дел, хорошо знакомый с секретной службой, расследованием и надзором, осуществлявшимися гражданским бюро политической полиции. Не исключено, что кто-кто из агентов Мальви столкнулся с генералом, связь которого с поставками для армии носила скорее политический, чем патриотический характер. И в виде возмездия французская секретная служба не только допустила, но и поощрила распространение слуха, будто Мальви и есть тот самый министр, который предавал Францию немцам при посредстве шпионки-куртизанки! …Мальви — единственный «М…и» во французском кабинете!

Дело кончилось тем, что министр внутренних дел предстал перед судом. Среди свидетелей, выступивших по этому делу, присутствовали четыре бывших премьера Франции. Каждый поклялся, что Мальви честный и преданный слуга Республики. Тем не менее военное руководство все же потребовало его осуждения. Франция воевала, армия главенствовала во всем; поэтому последнее слово в деле Мальви также осталось за военными.

Сенат приговорил его к семи годам высылки за пределы Франции. Если учесть истерию, спровоцированную военным напряжением, пораженчеством и истощением нации, то можно утверждать, что Мальви просто повезло, поскольку ему удалось избежать смертного приговора или ссылки в Кайенну. Но когда раны, нанесенные войной, начали затягиваться, о «измене» Мальви позабыли, а его самого амнистировали. Премьер Эдуард Эррио вернул его к общественной жизни и даже предоставил место в своем кабинете.

Наступил день, когда Мальви должен был предстать перед палатой депутатов для реабилитации. Когда он поднялся и заговорил, голоса оппозиции оборвали и заглушили его. «Мата Хари! — с издевкой вопили оппозиционеры. — Мата Хари!.. Мата Хари!» Мальви пытался говорить, но ему не дали сказать ни слова. Здоровье его было подорвано годами испытаний, и он рухнул без сознания. Его унесли в соседнюю комнату и привели в чувство, а тем временем вопли политиканов, травивших его, сменились презрительным хихиканьем. Эррио уверял Мальви в своем неизменном к нему доверии. Франция нуждалась в его талантах. Но Мальви чувствовал себя нравственно сломленным и в отчаянье подал в отставку.