Владимир Балязин - Дорогой богов

— А не хочешь ли, Иване, побывать на Тиниане?

Оттого что учитель спросил его в рифму, Ваня понял, что Беньовский шутит. Поддерживая этот шутливый тон, Ваня ответил вопросом на вопрос и тоже в рифму:

— Отчего ж! А вы, учитель, побывать там не хотите ль?

И вдруг Беньовский крикнул:

— Хочу! Хочу, Иване! И побываю там во что бы то ни стало! Слушай, — продолжал он, мгновенно вдруг посерьезнев, — отбросим шутки в сторону. Я верю тебе, Иван, и хочу, чтобы ты знал, что задумали мы с Петром. Мы бежим отсюда, бежим на Тиниан. Мы уйдем отсюда к сказочным островам. Посмотрим заморские земли, о коих поведал нам лорд Ансон, а может, увидим страны, каких и англичанин не видывал. Хлопчик ты смышленый и верный и сумеешь послужить товариществу.

— Кто это мы? — спросил ошеломленный Ваня.

— Я, ты и вся наша собранная здесь компания, — ответил Беньовский.

в которой читатель убеждается во вреде пьянства и выслушивает первый рассказ голландского капитана Франса Рейсдаля о Золотом острове

Еще до того как Беньовский рассказал мальчику об их с Хрущовым секретном замысле, Ваня, прислушиваясь к разговорам взрослых, и сам понемногу начал догадываться, что собираются они все вместе не только для того, чтобы скоротать время и поделиться воспоминаниями. Из обрывков фраз, из полунамеков мальчик понял, что Хрущов и учитель хотят бежать из острога вместе со всеми, кто приходит к ним в избу. Вскоре после того памятного для Вани полушутливого признания в избу к Хрущову набилось особенно много народу; были все, кто обычно посещал их, и, кроме того, несколько незнакомых Ване казаков, ссыльных и матросов.

Когда все собравшиеся с немалым трудом разместились в тесной для такой кучи народа избе, Петр Хрущов сказал Ване:

— Давай-ка, Ванятка, надень кухлянку да выйди из избы. Если кто подойдет — свистни погромче. А через полчасика мы тебя сменим, кто-нибудь другой на часы встанет, а ты зайдешь в избу обратно.

Ваня быстро накинул кухлянку и выскочил во двор. Через полчаса из избы вышел казак Алексей Андрианов и сказал, что Ваня может вернуться в избу.

Когда Ваня перешагнул порог, в глазах у него потемнело, а в горле перехватило дыхание от крепчайшего табачного дыма, из-за которого было не видно даже огонька коптилки. Сначала он услышал голос Беньовского, а потом увидел и его самого, стоящего в красном углу под единственной висевшей в доме иконой Георгия Победоносца. Ваня снял кухлянку, прислонился к печке и стал слушать, о чем говорит учитель. Беньовский между тем продолжал:

— …Когда в середине мая добрались мы до Якутска, там встретился нам немец Гофман, искусный военный лекарь, которому надлежало в скором времени ехать на Камчатку, в Большерецкий острог, дабы стать здесь главным хирургом. Как я вскоре узнал, Гофман на Камчатку ехать не хотел, но иркутский губернатор никаких его резонов не слушал и приказал Гофману непременно следовать в Большерецк.

Видя в лекаре человека благородного, мы все приняли в нем живейшее участие, и Гофман как-то признался мне, что если он окажется в Большерецке, то непременно попытается бежать в Японию или Китай. Это как нельзя лучше соответствовало и нашим тайным намерениям. Однако, выслушав его, ни я, ни другие наши товарищи из осторожности ничего Гофману не сказали. В Якутске мы пробыли четыре месяца. В самом конце августа, когда все мы совершенно убедились в том, что Гофман охотно станет нашим сообщником, я, с разрешения моих друзей, раскрылся ему. Мы тотчас же организовали Компанию, в которую, кроме меня и лекаря, вошли Винблад, Степанов, Панов и Батурин.

Первого сентября всем нам надлежало двинуться из Якутска дальше к Охотску. Но в ночь перед отправкой Гофман тяжело заболел. Когда мы пришли попрощаться с ним, он был в страшном жару, бредил и никого из нас не узнавал. Оставив его в Якутске, мы двинулись дальше. Через два дня нашу партию нагнал верховой казак. Он сообщил нам, что лекарь умер в тот же день, как только мы ушли из Якутска, и что воевода, делая опись имущества, принадлежавшего умершему, нашел какие-то бумаги и немедленно направил их с казаком к коменданту Охотского порта полковнику Плениснеру.

Все мы сразу почуяли недоброе. Напоив казака допьяна кумысом, любимым якутским напитком, я ночью вскрыл пакет и прочитал письмо якутского воеводы к коменданту Охотска. Воевода просил Плениснера немедля, как только мы окажемся в Охотске, взять всех нас под крепкий караул и ни в коем случае не отправлять в Большерецк, ибо, писал воевода, мы замыслили недоброе и, захватив корабль, на котором повезут нас на Камчатку, уйдем в Китай или Японию.

Я немедля сжег письмо воеводы, а в конверт вложил другое письмо, тут же мною сочиненное. В нем от имени воеводы я писал, что Компания наша состоит из людей благородных, достойных всяческих похвал. И потому, писал я, надлежит, не мешкая, отправить нас далее, ибо долгая дорога уже весьма всех нас изнурила, и Плениснеру следует как можно скорее доставить всех нас в Большерецк. Это письмо я вложил в конверт, запечатал его, и казак, ни о чем не догадываясь, утром уехал от нас в Охотск.

Дружный одобрительный хохот встретил последние слова Беньовского.

— Письмо возымело свое действие, — добавил учитель. — Плениснер встретил нас весьма любезно и быстро препроводил па Камчатку. Остальное вам известно.

Оказавшись в Большерецке, наша Компания не оставила своего прежнего замысла. Более того, мы нашли здесь людей, мыслящих одинаково с нами и готовых, как и мы, совершить задуманное. Однако должен сказать вам прямо, ничего не утаивая, что мы предлагаем один план, а наши товарищи предлагают иной. Мы задумали бежать с мыса Лопатки, отправившись туда кто для засолки рыбы, кто для того, чтобы попробовать посеять там пшеницу. Знаете ведь, что мыс Лопатка — самая южная точка Камчатки, потому и климат там помягче и имеются, как мне говорили, почвы, для земледелия вполне пригодные. Мыс к тому же весьма от Большерецка отдален. За пару недель мы построим там три-четыре байдары и уйдем на Курилы, а затем к Японии. Неподалеку от Японии и находится тот самый остров, о котором я говорил вам вначале. По моим расчетам, хода до него не более месяца.

Беньовский замолчал и сел. На то место, где он только что стоял, вышел Петр Хрущов.

— Ребята, — сказал он, — Бейскоп правильно рассказал вам обо веем, не утаив и того, что я и наши товарищи, давно уже живущие в Большерецке, тоже составили план побега. Только наш план совсем иной. Мы не верим, что на наших камчатских байдарах можно уйти далеко в море. Если бы мы шли от острова к острову вдоль Курильской гряды, то байдары весьма бы нам пригодились, но ведь дойти до Японии — это всего полдела сделать. А как плыть дальше? Ведь Золотой остров лежит в открытом море, а наши байдары годятся только для плавания в прибрежных водах, и первый же хороший шторм нас всех погубит. Я предлагаю захватить один из галиотов, стоящих сейчас в Чекавинской бухте, и уйти на нем к Золотому острову. Давайте обсудим мой план и план Бейскопа. Какой большинству товарищества придется по душе, тот и примем.