Рина Оре - Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

________________

Тетка Клементина выпрыгнула из-за угла и схватила племянницу за руку повыше локтя, когда та еще спускалась с чердака. Эта маленькая, тощая женщина стискивала ладонь хваткой палача, и Маргарита попробовала вырваться просто так, прекрасно понимая тщетность своего сопротивления.

– Да стойся же ты! – прикрикнула на нее тетка Клементина. – Там к тебе подружка пришла. Ждет в лавке. Поди тудова и ничто там не тронь, покудова дядя не воротился. Да, еще возьми ведро с тряпкою: натри там полов, а то Беати небось нанесла золы. Скупит на медяк, а ты чисти́ за ею… – ворчала она, грубо отталкивая от себя племянницу.

Красивая, смуглая Беати действительно находилась в сказочном и запретном для Маргариты месте. Равнодушная к диковинам съестной лавки, она весело болтала о чем-то с Синоли, трогая его за рукав. Маргарита не видела их лиц, но спина брата казалась и смущенной, и воодушевленной одновременно.

«Не знаю, что значит братово имя, но Беати – это "счастливая". Беати сама веселая и всех вокруг делает радостными… Синоли и Беати… А они вместе еще крашее: загорелая, яркая южанка и светлокожий, русоволосый Синоли. Хоть бы они сженились – тогда Беати былась бы мне сестрою…» – подумала Маргарита и, обращая на себя внимание, громко опустила деревянное ведро на пол.

– Гри́ти! – воскликнула Беати и подпорхнула к подруге.

Сестра Нинно отличалась очень высоким ростом для женщины: она оказывалась на голову выше почти всех местных лавочников. Маргарита так вообще рядом с ней выглядела девчонкой. Женственную фигуру Беати, ее дерзко приподнятую грудь и тонюсенькую талию, подчеркивал узкий пояс платья, а юбка смуглянки всегда была чуть короче, чем у остальных дам.

«Это всё зола от кузни брата, – объясняла она тем, кто видел ее впервые. – Так и липнет, проклятая, к подола́м».

Недостающая длина в два пальца выше щиколотки дурманила мужские рассудки. Если бы не Нинно, которого все в округе побаивались, Беати не знала бы покоя из-за «докучных докучал». К красавице заранее сватались, едва ей исполнилось двенадцать, но она от всех ухажеров воротила нос. Когда в прошлом году Беати стала невестой, то в дом кузнеца повалили женихи, да вот пускали их не дальше порога. Поэтому Синоли, подмечая несомненное расположение чаровницы, терял голову, не верил своему счастью и благодарил Бога за то, что уродился на полпальца выше этой горячей южанки и тем самым привлек ее. Еще Синоли был уверен, что красота его собственных ног сыграла не последнюю роль. Пока женщины Меридеи, как и циклы лет до этого, носили целомудренные длинные юбки, мужчины еще с тридцать шестого цикла лет гордо выставляли напоказ ноги в узких штанах из раскроенного по косой сукна. Даже землеробы носили предтечи штанов – подвязываемые к поясу чулки. Поэты воспевали красоту мужских, особенно рыцарских, ног; художники с удовольствием их изображали. Дабы ноги казались длиннее, модники выбирали обувь с острыми носами-иглами. Гульфик еще прятали под камзолами, но всё чаще щеголи подчеркивали свое детородное достоинство. Так как нынешняя мода восхваляла плодородие, а наряды аристократов уподоблялись образам зверей и птиц, то с началом сорокового цикла лет идеалом мужской красоты перестал быть «чистый юноша», и вчерашние красавцы увеличивали выпуклость в промежности подкладками, выделяли гульфик ярким цветом или украшали его броской вышивкой.

Среди лавочников, далеких от щегольства, эта новая мода на выпячивание гульфика, «срамного лоскута», тоже считалась срамной. Маргарита, имея некое понимание о различии полов и повинуясь неосознанным чувствам, разделяла это мнение. Синоли тоже его придерживался и всегда носил длинную рубаху, но свои стройные, ровные ноги в узких зеленых штанах нарочно старался выставить в выгодном положении. Еще старший брат Маргариты утверждал, что, хотя он не рыцарь, из-за работы водоносом заполучил эти самые «рыцарские ноги». На безымянную улочку рыцари не заглядывали, поэтому соседи, да и Маргарита, верили Синоли, искренне восторгаясь красотой его ног.

Вот и сейчас, пока Беати приветствовала подругу, Синоли облокотился на прилавок и изящно вывернул свои ступни в грубых башмаках, подкованных деревянными плашками, чтобы смуглая красавица, обернувшись, восхитилась его неотразимостью.

– Гри́ти, – повторила Беати, называя подругу уменьшительным именем. – Да как можно работать в этот день?! Не благо!

– «Не благое – замуж не выйти», как тетка сказала, – вздохнула Маргарита, обнимая Беати. – И еще: «Лентяйка – хуже́е бесприданной невесты»…

– Ой, тогда нажелаю-ка я тебе наискорейшего замужничества… – улыбнулась Беати.

Она подтянула вверх шнурок поясного ремня, на каком болтался кошелек, достала платочек и развернула его – на ее ладони заблестело колечко. Синоли, вспомнив о дне рождения сестры, звонко шлепнул себя по лбу.

– Вот, это дар от меня и братца, – сказала Беати, передавая кольцо и снова обнимая подругу. – Нинно сам его смастерил. Это жуть чистое серебро! Глянь, как оно ярчает!

Кольцо подошло к безымянному пальцу правой руки. Маргарита залюбовалась его изящными линиями, тем, как оно смотрится, как блестит и украшает ее пальчики. В своей страшноватой кузне, избе из почерневших, сложенных с зазором бревен, Нинно ковал грубые, прочные вещи: подковы, детали для телег и топоры. И вдруг такое утонченное творение с рисунком из ирисов – цветов красоты, чистоты и силы. Ирисы еще называли «лилия-меч», поскольку, прежде чем раскрыться, они напоминали клинок этого благородного оружия. Хотел ли вложить кузнец некий смысл в свой подарок или нет, Маргарита даже не подумала гадать: она лишь разглядывала колечко и едва верила, что ручищи Нинно могли создать это чудо.

– Жалко, но я не могусь его взять, – печально проговорила Маргарита. – Тетка воспрещает брать ценные дары от чужих, тем более от мужчин, а серебряники выставили бы это колечко не меньше́е чем за двадцать регнов.

– Бери много выше́е, – засмеялась Беати. – Брат брал у одного из ихних инструменты́, и когда тот колечко увидал, сулил сотню! А продал бы его и того дороже́е: за сто пятьсят регнов!

– Тогда точно не возьму, – принялась снимать кольцо с пальца Маргарита, но Беати ее остановила и замотала головой.

– Ты чё! Нинно разобидится: он с триаду корпел! Вот сама ему и вороти, а мне уж пора. Еще раз здравляю! Крепко целую! – чмокнула она подругу в обе щеки. – Не забудь ночью нагадать желанье!

– Беати, я провожу тебя, – подал голос Синоли. – Погоди с мушку на улице.

– Тебе же нельзя бросать лавку, – строго сказала Маргарита, когда высокая, но легкая Беати упорхнула за дверь.

– Да ну… – отмахнулся Синоли и плотно закрыл нижние ставни у прилавка, погрузив комнатку в полумрак. – Ничто за три минуты не будется – я мухой. Ну как Беати одной гуливать в ее наикоротющей юбке?! Слухай, сестренка, – вздохнул он, – прости… я вроде забыл и не наготовил тебе дар. Но он у меня будет – наибольшущее торжество в честь нарожденья у нашего герцога дочери! В благодаренье пойдем на Главную площадь, поглазеем на казни под музыку. Герцог наверняка тоже слово скажет. Я слыхал, там уже ложат помост с навесом. Просто так таковские помосты не ложат… Хочешь глянуть вблизи на герцога Альдриана Красивого?