Михаил Алексеев - 22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка

С февраля по апрель 1941 – одновременно заместитель народного комиссара обороны СССР по авиации.

Рычагов летал без кислородной маски. На приборной доске в самолётах, которые он пилотировал, были лишь манометры и циферблаты, которые показывали данные о высоте, горючее и масло. Остальное оборудование, в том числе навигационное, отсутствовало. Лётчики могли полагаться лишь на свое зрение и слух. Всего Рычагов совершил более 3000 полётов, из них 500 – ночные; налетал больше 170 000 километров. За один вылет мог выполнить в воздухе до 250 фигур высшего пилотажа (петли, перевороты, виражи и боевые развороты), из которых 40 на высоте 5000 метров, ещё 40 – на высоте 1000 метров, а 25 фигур – у самой земли.

Роковую роль в судьбе Рычагова сыграло состоявшееся 9 апреля 1941 совещание Политбюро ЦК ВКП(б), СНК СССР и руководящего состава наркомата обороны во главе со Сталиным, посвящённое вопросам преодоления аварийности и укрепления дисциплины в авиации. Будучи заместителем НКО СССР по авиации (фактически замминистра обороны СССР), на вопрос Сталина о причинах высокой аварийности в ВВС, Рычагов резко ответил «… вы заставляете нас летать на гробах!».

В протоколе заседания указывалось: «Ежедневно в среднем гибнет… при авариях и катастрофах 2–3 самолёта, что составляет в год 600–900 самолётов…» Присутствовавший на совещании адмирал И. С. Исаков в мемуарах, написанных намного позднее событий, квалифицировал этот инцидент, как редкий случай проявления ярости Сталина:

«Речь шла об аварийности в авиации, аварийность была большая. Сталин по своей привычке… курил трубку и ходил вдоль стола. Давались то те, то другие объяснения аварийности, пока очередь не дошла до… Рычагова. Он… вообще был молод, а уж выглядел совершенным мальчишкой по внешности. И вот, когда до него дошла очередь, он вдруг говорит:

– Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!

Это было совершенно неожиданно, он покраснел, сорвался, наступила абсолютно гробовая тишина. Стоял только Рычагов, ещё не отошедший после своего выкрика, багровый и взволнованный, и в нескольких шагах от него стоял Сталин. Сталин много усилий отдавал авиации, много ею занимался и разбирался в связанных с ней вопросах.

Несомненно, эта реплика Рычагова в такой форме прозвучала для него личным оскорблением, и это все понимали. Сталин остановился и молчал. Все ждали, что будет. Он постоял, потом пошёл мимо стола, в том же направлении, в каком шёл. Дошёл до конца, повернулся, прошёл всю комнату назад в полной тишине, снова повернулся и, вынув трубку изо рта, сказал медленно и тихо, не повышая голоса:

– Вы не должны были так сказать!

И пошёл опять. Опять дошёл до конца, повернулся снова, прошёл всю комнату, опять повернулся и остановился почти на том же самом месте, что и в первый раз, снова сказал тем же низким спокойным голосом:

– Вы не должны были так сказать, – и, сделав крошечную паузу, добавил: – Заседание закрывается.

И первым вышел из комнаты».

12 апреля 1941 года Рычагов был снят с должности. Непосредственным поводом стали, как указано в протоколе, «как недисциплинированного и не справившегося с обязанностью руководителя ВВС», попытка Рычагова скрыть от правительства тяжёлую катастрофу 23 января 1941 при перелёте авиационного полка из Новосибирска через Семипалатинск в Ташкент, в ходе которого «из-за грубого нарушения элементарных правил полета 3 самолёта разбились, 2 самолета потерпели аварию, при этом погибли 12 и ранены 4 человека экипажа самолётов». После снятия с должности Рычагов был направлен на учёбу в Военную академию Генштаба. Вскоре начались аресты среди руководителей ВВС. Арестованным вменялось в вину «участие в военной заговорщической организации, по заданиям которой они проводили вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании, снижение боевой подготовки ВВС Красной Армии и увеличение аварийности в ВВС».

24 июня 1941 года Рычагов арестован НКВД прямо в здании военной комендатуры Курского вокзала, куда он с женой, узнав о начале войны, срочно прибыли поездом с отдыха в Сочи. Мария Нестеренко была арестована на Центральном аэродроме двумя днями позднее. В ходе следствия к арестованным регулярно применялись избиения и пытки. Бывший начальник Следственной части МВД СССР генерал-лейтенант Влодзимирский 8 октября 1953 на допросе показал:

В моём кабинете действительно применялись меры физического воздействия… к Мерецкову, Рычагову, … Локтионову. Били арестованных резиновой палкой, и они при этом, естественно, стонали и охали. Я помню, что один раз сильно побили Рычагова, но он не дал никаких показаний, несмотря на избиение.

Свидетель Семёнов П. П. показал: «… В 1941 году, когда Влодзимирский занимал кабинет № 742, а я находился в приёмной, я был свидетелем избиения Влодзимирским арестованных… Локтионова, Рычагова и других. Избиение носило зверский характер. Арестованные, избиваемые резиновой дубинкой, ревели, стонали и лишались сознания».

Свидетель Болховитин А.А. об обстоятельствах дела по обвинению Рычагова дал следующие показания: «… На допросах, которые проводил я, Рычагов виновным себя во вражеской деятельности не признавал и давал показания об отдельных непартийных своих поступках. Влодзимирский всячески домогался от меня получения от Рычагова показаний с признанием им антисоветской деятельности, хотя убедительных и проверенных данных, изобличающих его, не было. По указанию Влодзимирского в начале июля 1941 года была проведена очная ставка между Смушкевичем и Рычаговым. До этой очной ставки Влодзимирский прислал ко мне в кабинет начальника первого отдела следчасти НКГБ СССР Зименкова и его заместителя Никитина. Никитин, по указанию Влодзимирского, в порядке „подготовки“ Рычагова к очной ставке зверски избил Рычагова. Я помню, что Рычагов тут же заявил Никитину, что он теперь не лётчик, так как во время этого избиения ему перебили барабанную перепонку уха. После этого привели в мой кабинет Смушкевича и началась очная ставка. Смушкевич, судя по его виду, очевидно, неоднократно избивался. На следствии и на очной ставке давал невнятные показания о принадлежности Рычагова к военному заговору и об его шпионской деятельности. Рычагов же отрицал обвинение в шпионаже».

Следствие затягивалось, и из-за угрозы приближения немцев к Москве многих арестованных по различным делам эвакуировали.

28 октября 1941 года в посёлке Барбыш вблизи Куйбышева по распоряжению Л. П. Берии без суда была расстреляна группа арестованных офицеров, в их числе П. В. Рычагов. Вместе с Рычаговым была расстреляна его жена, заместитель командира авиаполка особого назначения майор Мария Нестеренко, обвинённая в том, что «будучи любимой женой Рычагова, не могла не знать об изменнической деятельности своего мужа».