Всеволод Глуховцев - Тридевять небес

– Руки! Руки на стол, герр… не знаю, как вас там. Спокойно, без резких движений. Руки на стол, чтобы я видел!

Помощник машиниста послушно выполнил приказ, но с ошеломленной улыбкой:

– Это… это что все значит?

– Ну-ну! Не будем паясничать. Знаете ли, как уважающий себя шахматист капитулирует задолго до эндшпиля, если видит безнадежность позиции?.. Не унижайте себя. Револьвер!

– Что – револьвер?

– Не глупите. Аккуратно, одной рукой выньте и тоже на стол. Очень аккуратно! Вы у меня на мушке. И я не затруднюсь нажать на спуск. Итак, прошу! Очень, очень осторожно!..

Улыбка превратилась в ухмылку. Медленно расстегнув верхние две пуговицы тужурки, германский агент вытащил наган, положил на стол. Обе руки со слегка раздвинутыми пальцами тоже покорно легли на столешницу.

Мысль работала так, что казалось, сейчас вскипятит мозг. Что делать? Что делать?! Попал, крыть нечем. Взяли. Неплохо сработали… Студент! Хорошо сыграно, просто хорошо, надо признать. Хотя, если присмотреться получше… Но не присмотрелся, что ж теперь из пустого в порожнее! А коридорный этот, сомненья нет, уже бежит за подмогой. Самовар, варенье… Дурень, эх, дурень!.. Не понял условного языка. Ну вот теперь сиди на мушке… Но ничего, ничего! Партия, говоришь, проиграна? Ну, нет, посмотрим! Партия еще не кончена. Рано петь за упокой!..

Не сводя прицел с задержанного, контрразведчик левой рукой подтянул револьвер, хмыкнул:

– Что так, по старинке?

Агент дружелюбно усмехнулся:

– Не доверяю я этим новомодным штукам. Автоматика… Нет уж, так-то надежнее.

Усмехнулся и хозяин положения:

– Не лишено логики.

– Скажите, – живо откликнулся агент, – а как вы меня вычислили? Не по джиу-джитсу ведь?

– Нет, конечно. Это уж так, последний штрих. Между прочим, в этом деле я могу вам и фору дать…

– Вот как, collega?..

– Вот-вот! – ствол браунинга чуть колыхнулся. – Должен признать, что роль вы играли прекрасно, хоть на сцену ступай. Браво! Именно так бы и вел себя и говорил ваш персонаж. Но вот слова maximum и collega вы произнесли совсем не так.

– Неужели с акцентом?

– Ни в каком случае. Но произношение выдало человека иного сословия… И еще одно.

– Что же? – с интересом вскинул брови разведчик.

Замечательно, что в этот миг могло показаться, будто бы ровно ничего не случилось, все так же беседуют два приятеля.

– Вы слишком хорошо сдали экзамен на наблюдательность. Профессионально.

– С тем парнем из трактира?

– Вот именно. Я, разумеется, постарался немного подыграть… А впрочем, не суть важно.

– Надо же! – агент искренне рассмеялся. – Вот ведь, как у вас говорят, знал бы, где упасть…

– Соломы бы подстелил. Но и не в том, разумеется, дело. И вообще вся эта кабацкая беседа лишь подчеркнула уже известное.

– Вот как?

Русский тоже присел, не отводя ствол. Немец напрягся, никак этого не выдав. Шанс? Это шанс?..

– Да. Мы давно просчитали, что на Румянцева могут клюнуть. Даже должны. Либо вы, либо австрийцы. Он в Вене учился и работал, вы же это знаете наверное?

– Знаем.

– Вот-вот. Но у австрийцев на такое пороху не хватит. Гуляш-чардаш… вот их дело, а не разведка. Мы это тоже знаем. Поэтому, когда мы показали наживку, и на нее клюнули, то вывод напросился сам собою.

Немец задумчиво кивнул:

– Да. Все гениальное просто. Правда, не все простое гениально. Не берусь сказать, гениально ли это, но во всяком случае, просто…

Афоризмы рождались экспромтом, агент выдавал их с легкой усмешкой, при этом совершенно незаметно сдвинул левую ногу, плотно уперся подошвой сапога в ножку стола…

– …но как бы там ни было, проигрывать нужно уметь, это вы справедливо заметили. Я офицер кайзера – и к оплате готов. Се ля ви, как говорят ваши союзники…

Он мел этой словесной метелью и все сильнее, все пружиннее упирался в стол, он видел, что противник слушает невнимательно, лицо его кривит скрытая досада… и вдруг она прорвалась:

– Э, что за черт, ну где там эти олухи?.. Сидеть!

– Сижу.

Контрразведчик вскочил – вернее, не успел вскочить. Успел оторваться от стула, еще не распрямив ноги, отчего дуло браунинга чуть увело вправо. И опытный агент не потерял ни секунды.

Метнувшись влево, со страшной силой толкнул ногой стол, всю массу и силу вложил в этот толчок.

– А, ч-черт!..

Адский грохот упавших людей, стульев, оружия. Шанс! Вот он, шанс!..

Вскочили оба враз, ринулись в схватку. Удар!

Вот тут-то немец понял, что противник не врал насчет рукопашного боя. Сильнейший удар пробил в пустоту, а рука точно в клещи угодила. Тело же от умелого рывка потеряло баланс, мотнулось вперед и тут же нарвалось на подсечку.

«Шляпа! Такой шанс! Шляпа!..»

Гауптман Третьего бюро Генерального штаба Германской империи давно думал по-русски, ругался по-русски и даже сны видел на русском языке. Вот и теперь, чувствуя, что летит, беспомощно размахивая левой рукой, он успел обозвать себя не только «шляпой», но куда более сильными словами.

Грохнулся. Соперник навалился, стремясь взять на удушающий прием, но и ослабил хват правой руки. Мгновенно ощутив это, агент вырвался из захвата.

Есть! Есть! А ну…

Мысли летели пулями, но это не были логические формы. Это были вспышки, слепящие, жаркие, меткие. Все в цель, без промаха.

А ну влево!

Рывком влево агент ушел от удушающего. Наган!

Тот валялся в двух шагах. Левой рукой немец схватил его.

Неоспоримый плюс револьвера перед всякими там кольтами, браунингами и прочими новейшими системами – отсутствие сложной автоматики. В нем все работает вручную, но одной рукой, даже одним пальцем – от «взял» до «выстрел» – никаких отказов.

Агент сто раз в секунду вознес хвалу тому сотруднику Бюро, кто настоял категорически: только револьвер! Ты не в окопах будешь воевать, да и вообще в твоей службе лучше обойтись без стрельбы, но уж если доведется…

Довелось.

Ствол уткнулся в ворс шинели. На!

Выстрел в упор, конечно, вещь опасная – может раздуть ствол, гильзу, переклинить барабан, но тут уж не до жиру. Выстрел хлопнул совсем сухо, противник судорожно дернулся, обмяк…

Оттолкнув его, немец вскочил. Ноги дрожали. Дыхание срывалось. Доза коньяка оказалась сильным испытанием даже для тренированного организма.

Он наклонился над застреленным. Тот слабо дышал. Ну, если выживет – пусть выживет, и удачи ему!..

Гауптман умел уважать достойного соперника.

Подобрав браунинг, он сунул его в левый карман куртки, нахлобучил фуражку, рванул в коридор. Все было тихо-сонно, но из одной приоткрытой двери ошалелыми глазами смотрела взлохмаченная женская голова, видно, все же разбуженная шумом.

– Сгинь! – цыкнул агент. Голова исчезла так, точно с ней сделали фокус.