Елизавета Дворецкая - Свенельд. В полночь упадет звезда

При упоминании плясок Горыня вздрогнула, вспомнив ту павечницу. Баба тем временем отворила всю створку ворот, и Ракитан завел сани во двор. Устроив лошадь, Горыня вслед за отцом вошла в избу. Другая баба сделала ей знак вести себя потише и кивнула на отгорожу:

– Хозяин наш там, худо ему. Третий день в жару мается.

Стараясь двигаться бесшумно, Горыня села на лавку у двери и боязливо огляделась. Изба была как изба – такая же печь в углу, как у них в Волчьем Яру, такие же лавки, полки и горшки, такие же кожухи, сукманы и коцы на деревянных колышках. Но все здесь казалось чужим и каким-то иным, даже запах, даже мелкий сор на полу. Горыня ощущала себя как на том свете, и болезнь хозяина составляла в ее глазах обязательную часть существования того света – обители горя. На том свете и не может быть светло и весело!

Хозяйка уже мешала мутовкой из тонкой еловой ветки жидкое тесто для блинов, полушепотом рассказывая сидящему у стола Ракитану:

– Да у нас в Ломовье человек десять хворает. Свирепица уж коли придет, то одной головы ей на поживу мало – всю зиму прогостит, проклятая, а кого и с собою утащит.

– И давно она у вас? – Ракитан поежился.

Свирепица – зимняя лихорадка – захаживала в былые годы и в Волчий Яр, но этой зимой о ней пока не слыхали.

– С месяц, может. После Карачуна и началось. Как стемнеет – слышно, ходит кто-то по дворам, в оконца скребется, в ворота стучит. А утром смотришь – под воротами следы козьи, да не от четырех ног, а от двух!

– Это как? – опешил Ракитан.

– Козьи ноги у ней, Свирепицы! Дед Невзвид первым с нею повстречался. Вышел по воду рано утром, чуть рассвело – смотрит, над прорубью стоит женщина роста огромного, простоволоса, вся в белом. Как увидала его – махнула красным платком. Он домой бежать, ведро уронил, ни жив ни мертв. Прибежал на двор к себе – дрожмя дрожит. Бабка его было липовым цветом поила – не помогло. Она тогда его сорочку на реку отнесла, положила. Вроде ему легче стало. Она уж думала – вынесли Свирепицу. А в ночь слышит: опять в оконце стучатся. К утру дед и помер. И другие у нас видели – идет из лесу белая такая баба, сама на лыжах, простоволоса, в руке платок красный, толкается помелом, а на помеле – череп…

За разговором хозяйка взглянула на Горыню и вдруг замолчала.

– А это кто с тобой? – осипшим голосом спросила она.

– Где? – Ракитан обернулся. – Да это дочь моя, Горынька. Я ж сказал: с дочерью еду.

– Точно? – Хозяйка села, оставив мутовку в широком горшке. – Точно ли дочь?

До того она видела Горыню на дворе возле лошади, и под открытым небом огромность гостьи не так бросалась в глаза, как в тесноте избы среди привычной утвари.

– Да уж мне ли ее не знать! – Ракитан хлопнул себя по коленям.

– А что она у тебя… великая собой?

– Уродилась невесть в кого! – Ракитан развел руками. – Такая мне судьба тяжкая Недолей напрядена.

– У меня нет красного платка, – Горыня показала свой, снятый и тепле избы, – обычный, серый. – И я не в бе… – Она поглядела на свой кожух из белой овчины и осеклась. – Ноги у меня не козьи.

Но вид ее ног – из-за поршней, набитых для тепла соломой, которые надевают поверх черевьев, они казались особенно огромными, – не успокоил хозяйку.

– Ой, божечки, сгубит она нас… – заволновалась вторая женщина, еще кто-то из родни хозяина. – Батюшка Перун, оборони…

– Да не бойтесь! – заверил ее Ракитан. – Коли вы про ту беду слыхали, с парнем конетопским, так то… другое дело. Там она без меня была. А при мне не дам я ей своевольничать, людей губить. Она при мне-то смирная.

– Ты уж, Ракитанушко… – Бледная хозяйка ловила воздух ртом, не зная, как быть. – Мы тебе завсегда… никогда зла не делали. Чтобы ты на нас-то ее навел… Уж мы-то… сами вас в дом пустили…

– Да не кручинься ты, мать! – утешал Ракитан. – При мне она смирная, говорю же. Не тронет у вас никого! Пусть только попробует – ужо я ей! – И погрозил Горыне кулаком.

– Да уж известно – кто ее в дом пустит, там ни одного человека не уцелеет! – пробормотала вторая женщина, комкая на коленях передник. – Ох мне!

– Я нынче ее в Волынь везу! Не воротится она сюда никогда!

– Увезешь? Верно ли?

– Истовое слово!

– Только как бы сделать, чтобы она не губила нас? Кто ее везет, того она не тронет, это ведомо, а вот кто попадется ей…

– Верь мне – не тронет она здесь никого, землей-матерью клянусь!

Но тревога не ушла с осунувшихся лиц – хозяйки не очень-то Ракитану поверили. Горыня молчала, не зная, как их понимать: не то сюда дошел слух о злополучье с Нечаем, не то ее приняли за ту самую лихорадку, Свирепицу, что бродит вокруг веси и насылает на людей хворь. За стол Горыню не позвали; начав жарить блины, хозяйка сперва покормила Ракитана, а потом сложила новые блины в миску и попросила его передать Горыне. Горыня поела, сидя на лавке возле двери. Было это очень обидно, но она была уже весьма голодна, а как знать, скоро ли удастся поесть еще. Раньше было как – куда ни уберешься по делам, в лес, или на луг, или на реку, всегда знаешь, что дома ждет бабка Оздрава с теми же блинами, или с кашей, или с щами. А теперь кто и где ее ждет?

Поев, Ракитан собрался дальше в дорогу. Заглянул за отгорожу – хозяин, Корза, лежал весь красный, потный, и вторая женщина вытирала ему лоб.

Когда Горыня, поклонившись в благодарность, тоже собралась уходить, к ней боязливо приблизилась та вторая женщина – Горыня так и не услышала, чтобы ту кто-то назвал по имени.

– Возьми, добро сотворя, – она протянула Горыне полотняный сверток. – Как поедете, положи на дороге где-нибудь от жилья подальше.

– Что это?

– Относ… ей . Чтобы отстала от Корзы-то. Ты… коли ты увезешь, оно вернее будет.

Горыня с сомнением посмотрела на сверток: это была рубаха больного, в которой сидела лихорадка. Не очень-то ей хотелось брать относ в руки, да и коробила мысль, что ее сочли сродни самой Свирепице. Разве она похожа? Только что росту великого, но не ее же в том вина!

– Что стоишь? – окликнул ее отец. – Просят тебя добрые люди помочь – так помоги! За хлеб за соль! – Он поклонился хозяйке. – Разве ж я добрым людям не помогу?

Он взял у женщины свернутую рубаху и сунул к себе подмышку.

Ближе к вечеру прибыли к веси под названием Своятичи; здесь была уже другая волость, и из здешних даже Ракитан почти никого не знал. Своятичи раскинулись на длинном холме, куда с реки поднимался пологий въезд; избы смотрели на реку сверху, и с холма река была видна на довольно большом протяжении. Надо думать, приезжих и увидели издалека: когда Ракитановы сани приблизились, на крайних мостках ждали человек десять мужиков. И в руках они держали не хлеб-соль, а луки и длинные рогатины.

– А ну стой! – крикнул один, когда сани приблизились. – Дальше нет тебе дороги, а не то стреляем!