Поль Феваль - Королевские бастарды

Послышался сухой смешок, будто тихонько взвизгнула пила.

Чернильная туча заслонила собой луну, погрузив площадь в густую темноту. В те годы придерживались режима строжайшей экономии, и в бедных кварталах тушили фонари уже в полночь, если на небе появлялась луна.

Вновь послышался звук шагов по мерзлой земле, и в дверь фургона негромко постучали.

Вдалеке эти легкие, молодые шаги повторило стыдливое эхо, и глаза Лиретты различили в сумраке что-то темное, длинное, щуплое, что скользило по направлению к улице Фонтен с фантастической скоростью.

Скользил к улице Фонтен человек, во всяком случае нечто человекоподобное, среднего роста, но фантастически худое, в черном, похожем на балахон одеянии, а может, это было обширное теплое пальто наглухо застегнутое сверху донизу. Человек этот двигался с необыкновенной скоростью, хотя шаг его был неровным и шатким. Шорох шагов по мостовой был едва слышен. Но на бегу, потому что существо это бежало, оно принялось, покашливая, напевать козлиным голоском мелодию из «Фра-Дьяволо» господина Обера.

На слове «друг» надтреснутый, ветхий голосок произвел лихую руладу.

И вот это существо попало в свет фонаря.

Оно подняло голову.

Свет скользнул косым клинком по лицу – желтому, словно слоновая кость, и по сдвинутому на ухо черному шелковому колпачку.

Употреблял ли я слово «старик»? В языке нет другого слова, но применительно к этому существу оно выражает слишком мало.

Между стариком и обладателем этого странного лица была примерно та же разница, что между крепким молодым человеком и младенцем, спеленутым в свивальники.

Вообразите два глубоко запавших глаза, поблескивающих в черепе, обтянутом пергаментной кожей.

Однако он был очень игрив, этот наш старичок.

На углу первого переулка, пересекающего улицу Фонтен, странного господина ожидал фиакр с двумя серебряными полированными фонарями.

Кучер торопливо спустился с козел, едва только завидел нашего старичка, и отворил ему дверцу.

Призрак направился прямо к кучеру, стараясь придать себе под обширным балахоном побольше плотности.

– Ах, Джован-Баттиста, – заговорил он, напрягая дрожащую нить своего голоска, – узнал своего Хозяина? Я ведь мало изменился. А вот ты постарел с тех пор. Всех я вас похороню, бедные мои детки, да, да, всех!

Он упер руку в бок.

– Сколько тебе лет, Джован-Баттиста? Мне-то уже за сто тридцать, и я еще не отказался от желания нравиться, хоть мне и устраивают время от времени похороны по первому разряду. Лет эдак через пятьдесят тебя сгложут черви, Джован-Баттиста, но ты не беспокойся, я обеспечу тебе спокойную старость. Взгляни на меня! Что тут есть червям? Они со мной с голоду помрут!

Старичок рассмеялся, но Джован-Баттиста почему-то не поддержал его.

– Джован-Баттиста, – вновь заговорил старичок, – я, пожалуй, навещу и доктора Самюэля, который трижды угощал меня ядом. Гони во всю, голубчик, я очень тороплюсь. Остановишься на улице Сент-Антуан возле храма Сен-Поль. Нам ведь знаком этот квартал, не так ли, Джован-Баттиста?

Он вскочил на подножку кареты без всякой помощи, уселся в уголке и стал расправлять свое пальто. Что бы он ни делал, каждому его движению сопутствовал звук, будто трясут мешок костей.

Джован-Баттиста с внешностью настоящего итальянского разбойника уселся на козлы, и экипаж покатил к Бульварам.

Было около четырех утра, когда взмыленные лошади остановились возле ограды храма Сен-Поль.

Джован-Баттиста спустился с козел и открыл дверцу.

– Отец-Благодетель, – обратился он к старичку, – приехали! Будет ли завтра день?

Призрак дремал в своем уголке, но при вопросе кучера проснулся, потянулся все с тем же стуком деревянных шаров в мешке и ответил застывшему в ожидании Джован-Баттисте:

– Больше ты мне не нужен, дружок. Возвращайся домой и спокойной ночи!

Призрак выскользнул из кареты, уселся на ступеньках храма и, дождавшись, когда карета уехала, вместо того чтобы отправиться на улицу Культюр, углубился в развалины, которые громоздились позади особняка Фиц-Роев. Прокладывая улицу Малер, строители разрушили часть его сада.

Добравшись до деревянной ограды, заменившей прежнюю стену, он очень внимательно огляделся вокруг. Не обнаружив ничего подозрительного, старичок отошел на десяток шагов, взвился в воздух, как акробат над штыками, и фантастическим прыжком достиг верха ограды, за которой и исчез.

За оградой тянулся сад, заброшенный, неухоженный.

Призрак уже стоял под сенью деревьев и беседовал с огромным сторожевым псом, на которого Жафрэ возлагал больше надежд по охране имущества, чем на деревянную ограду.

– Ты тоже узнал меня, толстяк Биби, – говорил призрак, – я и тебя похороню, как и всех остальных, мой ягненочек. Пропусти Хозяина, у него дела.

Собака поджала хвост и послушно отошла в сторону.

Почти все окна дома со стороны сада были темны. Свет горел только в двух – это были окна маленькой гостиной, той, что смотрела на тюрьму де ла Форс, гостиной, где стояла корзина со свадебными подарками и где ужинали.

В одно из этих окон мадемуазель Клотильда, руководствуясь указаниями господина Бюэна, наставляла бинокль и любовалась зелеными занавесками в камере убийцы Клемана Ле-Маншо.

Призрак остановился, глядя на освещенные окна.

Он пребывал в наилучшем расположении духа.

– Ум Маргариты прекрасен, как она сама, – раздумывал вслух старичок, – Самюэль мог бы перевернуть свою науку с ног на голову, если бы только пожелал, Кадэ-Любимчик – один из самых восхитительных негодяев, каких я только встречал в своей жизни, при них Комейроль и другие… и вдобавок целая армия! Но они не делает больше ничего толкового, потому что с ними нет папочки. Милого Отца-Благодетеля, который унес с собой на тот свет и талант, и удачу, и сокровища Обители Спасения… Да, главное, он унес сокровища! Иди сюда, если хочешь, Биби!

Он тихо рассмеялся, направляясь к дому.

Поджав хвост, огромная собака тихо следовала за ним.

Из гостиной доносились голоса, весь остальной дом от погреба и до чердака крепко спал.

Большая дверь, выходившая в сад, была заперта на ключ. Призрак прикоснулся к замочной скважине, и дверь открылась словно по волшебству.

Собака завиляла хвостом и тихо, ласково тявкнула.

– Ты находишь, что я славно справился? – спросил призрак. – А ведь сколько времени я не у дел, с тех пор как составил себе состояние… Думаю, ты видишь насквозь своих новых хозяев, старина! Думаю, ты вправе их презирать, пес полковника!

Последние слова он произнес с нескрываемой гордостью, и, похоже, собака тоже заважничала, распушив хвост. Призрак прошел через коридоры, где висячие лампы едва мерцали, готовые погаснуть в любой момент, и открыл входную дверь на улицу, потратив ровно столько же усилий, сколько на первую.