Поль Феваль - Странствия Лагардера

Произошло следующее.

Толпа покорно расступилась перед роскошно одетым вельможей, и Гонзага сумел намного опередить шевалье, ибо того пытались схватить самые отчаянные из зрителей, предполагая, что осужденный пытается ускользнуть от расплаты.

Гонзага вошел на кладбище через брешь.

Было так темно, что он с трудом нашел дорогу к часовне.

Дойдя до маленькой двери, возле которой его должны были поджидать сообщники, он невольно бросил взор на сверкающие окна дворца. Парадная зала была все так же ярко освещена, но в ней не было ни души – на возвышении блистали золоченые кресла, в которых уже никто не сидел.

Гонзага сказал про себя: «Они пустились в погоню за мной… но слишком поздно!»

Когда глаза его, ослепленные ярким светом, привыкли к темноте, он увидел, что из церкви выбегают сообщники, унося на руках два продолговатых предмета, завернутые в одеяла и перетянутые веревками.

«Аврора! – подумал он. – И Флор! Плуты действуют на редкость решительно – вот что значит хорошая дрессура!»

Именно в этот момент со стороны дворца донесся грохот, а за ним раздались звучные удары по деревянным вратам церкви. Через несколько секунд принц услышал, как вскрикнул Ша­верни, получив удар шпагой.

Гонзага насмешливо бросил:

– Поторопись, Лагардер! Ты увидишь, что до свадьбы тебе еще далеко.

Дело было сделано, и Гонзага поспешил к своим, нисколько не заботясь о тех, кто остался у ворот церкви, – он не знал, кто они и сколько их – и кому грозила верная смерть.

Голос Лагардера зазвенел, как сталь, в безмолвии ночи:

– Те, кто не хотят быть соучастниками убийцы Филиппа Гонзага, могут уйти!

Никто не отозвался.

Но Лагардеру почудился чей-то сатанинский хохот, а затем конские копыта застучали по булыжной мостовой улицы Дёзеглиз. Сердце его рванулось следом, но было поздно… Он не успел!

На пороге церкви он наткнулся на упавшего Шаверни и воскликнул:

– Неужели убит?

– Прошу прощения, не совсем, – ответил маленький маркиз. – Черт возьми, шевалье! Я никогда не видел, как ударяет молния… у меня мурашки по коже бегут, когда поду­маю, что на той мадридской улице… Вы не человек, а дьявол! Те, кого вы поразили… как бы между прочим… они были в вашем списке? Знаете ли вы их имена?

– Поднимайтесь, Шаверни, и не беспокойтесь об этих людях. Я не звал их в свидетели на мою свадьбу.

Шаверни приподнялся на локте, но не смог встать, ослабев от потери крови. А Лагардер уже не смотрел на него.

Перед ним были разбитые врата церкви, и он напрасно ис­кал взглядом Аврору де Невер.

Церковь была пуста.

Лишь духовник принцессы Гонзага молился, опустившись на колени у алтаря.

Лагардер стремительно прошел вглубь, заглядывая за каж­дую колонну. Из груди его вырвался сдавленный крик:

– Аврора!

Он вступил в храм Господень с окровавленной шпагой в руке. Положив ее поперек кропильницы, он встал на колени и начал молиться.

На плечо его опустилась сильная рука.

Перед ним стоял, обнажив голову, Кокардас.

– Ее похитили! – произнес он.

И под сводами церкви раздался второй крик – крик отча­яния, крик любви:

– Аврора!

Схватив шпагу, Лагардер, словно обезумев, бросился к выходу. Он осознавал только, что Аврору действительно похити­ли и что ни Шаверни, ни Кокардас с Паспуалем не смогли этому помешать.

За стенами кладбища уже никого не было.

Народ, толпившийся на площади Пале-Рояль и на всем протяжении смертного пути, понял, что жертвоприношения не будет: регент помиловал осужденного. Зрители разошлись по прилегающим улицам, и только несколько кумушек все еще продолжали судачить на углу улицы Феронри: мамаша Балао, тетка Дюран, мамаша Гишар и мамаша Морен никак не могли примириться с мыслью, что их лишили долгожданного зрелища.

Им так хотелось посмотреть, как отрубят голову этому та­инственному мэтру Ауи, которого они лишь на мгновение уви­дели между четырьмя гвардейцами Шатле, рядом с исповедником-доминиканцем.

– Стыд какой! – говорила мамаша Балао. – Разве можно прощать негодяев, которые прячутся от соседей?

Почтенная матрона, возможно, выразилась бы куда сильнее, если бы знала, что именно Лагардер толкнул ее несколько минут назад, когда пробивался к кладбищу Сен-Маглуар сквозь толпу.

Кокардас и Паспуаль ждали Лагардера на крыльце церкви.

Шаверни наконец удалось встать при помощи Навая, горь­ко сожалевшего о своем участии в заговоре. Маркиз был очень бледен, и струйка крови текла по его камзолу.

Увидев вернувшегося шевалье, оба сделали шаг вперед.

– Сударь, – сказал маркиз, – Бог свидетель, нас пре­дательски обошли сзади; я готов был умереть ради спасения моей кузины, мадемуазель де Невер… Вряд ли вы испытываете ко мне большое уважение, но я все же прошу вас принять мою руку и мою шпагу… Рука, правда, сейчас немногого стоит, но все раны когда-нибудь заживают…

Лагардер пристально взглянул ему в глаза.

– Стало быть, из них только вы и остались здесь? – спросил он.

– Если не считать моего кузена Навая, который жаждет доказать вам свое раскаяние, – ответил Шаверни, – и если не считать тех, кого вы убили! Отныне я ваш! Вы ведь и сами догадывались об этом?

– Да, я верил, что так оно и будет. Честный человек не может долго якшаться с мерзавцами. Вы распрощались с ними, маркиз, я надеялся на это и рад за вас! Что до господина де Навая, то я пока подожду… Мне требуются доказательства!

– Означает ли это, – спросил Шаверни, – что я могу предложить вам кое-что помимо шпаги?

– Что же это?

– Мою дружбу!

– Я не смогу дать вам то, что давал своим друзьям принц Гонзага… Подумайте, маркиз, встав на мою сторону, вы рис­куете получить еще не один удар клинка.

Шаверни понурился.

– Вы судите обо мне неверно, – сказал он, – я не об­менивал свою преданность на золото. Я был привязан к прин­цу… но ради вас я готов на все!

– Почему?

– Потому что хочу, чтобы восторжествовали честь и бла­городство… потому что хочу спасти свою кузину Аврору де Невер… и донью Крус… Разве этого мало?

– Более чем достаточно! – проворчал Кокардас. – По­ка вы здесь любезничаете, подлецы увозят свою добычу по ис­панской дороге.

Лагардер подумал о том же. Однако дружбой Шаверни не стоило пренебрегать. К тому же маркиз рисковал жизнью, за­щищая Аврору.

Они обнялись.

– Благодарю вас, – сказал Шаверни. – А теперь пото­ропитесь… Дорога каждая минута!

– Время ничего не решает, – ответил Лагардер. – По­беждает тот, кто умеет действовать.

За стволами кипарисов вдруг вспыхнул огонь, и пламя мно­жества факелов осветило стены кладбища и трупы, лежавшие на траве.

Со стороны дворца доносился какой-то неясный гул, слы­шались крики и возгласы.