Николай Харин - ДАртаньян в Бастилии

– Будет лучше, государь, если этот вопрос вы зададите королеве.

И красная мантия скрылась в сумраке коридоров Лувра.

Как и следовало ожидать, стрела, пущенная кардиналом, попала в цель. Король был озадачен и раздражен. Ришелье снова оставил его наедине с ревностью и подозрениями. До короля доходили смутные слухи о планах королевы-матери, о том, что Анна Австрийская якобы не возражала против брака с герцогом Орлеанским в случае его смерти. Слухи эти приводили короля в бешенство. Он знал, что кардинал откроет ему только то, что захочет, причем в удобный момент, и не существует никакого способа узнать от министра все, что тому известно.

Король обратился за разъяснениями к королеве, но она лишь горько жаловалась на его несправедливость. Анна Австрийская напомнила супругу о том, что Ришелье домогался ее благосклонности, а теперь преследует за то, что она отвергла эти домогательства. Королева была права, но это не улучшило расположения духа его величества. Доводы королевы живо напомнили Людовику XIII, что не только его высокопреосвященство искал благосклонности его прекрасной супруги. И что некоторые были не столь неудачливы в этом.

Король осыпал королеву упреками. Он был резок и во многом несправедлив. Бедная королева не пыталась оправдываться.

– Моя мать и брат Гастон строят заговоры за моей спиной! Пусть их! Они получат свое! Мне не повезло с родственниками. Но вы, Анна, почему вы приняли их сторону?! Вы, моя супруга, королева Франции!

– Скажите лучше – пленница. Я даже не могу написать письмо брату.

– Напишите ему завтра же, мадам. Но не пытайтесь строить заговоры!

– Ваше величество, письмо будет перехвачено соглядатаями господина кардинала. Смысл каждой фразы будет искажен до неузнаваемости и в таком виде, удобном кардиналу, передан вам.

– Но ведь вы не станете отрицать, что существует целый заговор…

– Да, ваше величество! Точнее – существовал. Но не против французского короля, а против тирана Франции – Ришелье.

– И вам известны имена заговорщиков?

– Мне известны имена некоторых людей, мечтавших о более справедливом управлении государством, – только в этом их вина!

– В таком случае, сообщите их мне.

– Извольте, Людовик. Во-первых, это ваша мать – Мария Медичи. Ваша мать, которой вы еще так недавно обещали отправить кардинала в отставку. Во-вторых, ваш брат – герцог Орлеанский.

– Оставьте, мадам! Этих имен вы могли бы и не называть. Кто еще?

– Имена остальных вам также прекрасно известны, государь.

– Неужели? И они до сих пор не в Бастилии? Я требую, чтобы вы назвали их, Анна!

– Пюилоран, Шале, граф Море, приор Вандомский.

– Постойте, но ведь их всех…

– Вот именно, ваше величество. Вдобавок могу назвать мадемуазель д'Отфор. Кажется, она пользовалась вашим расположением?

– Но ведь я удалил ее от двора, – в некотором замешательстве отвечал Людовик Справедливый.

– Добавьте – по наущению кардинала. Так же, как сослали герцогиню д'Эльбеф, принцессу де Конти…

– Погодите, Анна. Вы называете мне тех, кто и так уже понес наказание!

– Это так и есть, Людовик. Кардинал расправился со всеми. Даже с преданными людьми, вина которых заключается лишь в том, что они хорошо служат вашему величеству.

Король сделал гримасу.

– Точнее – вам, мадам, – сказал он, скорее наудачу.

Однако он попал в цель. Анна Австрийская покраснела.

– Я не совсем понимаю вас, ваше величество, – проговорила она дрогнувшим голосом.

Людовик почувствовал растерянность королевы.

– Вы снова скрытничаете, мадам, – заявил он, повышая голос. – Столько секретов! И после этого вы жалуетесь на мое недоверие! Оно вполне понятно: посудите сами – моя почтенная матушка затаилась и хранит молчание, что способ" но вызвать страх у любого, знающего ее, а братец Гастон и вовсе пустился в бега, полагаю, не для того, чтобы полюбоваться пейзажами! Он готовит мятеж! Если бы вы знали, как я устал от этих интриг!

– Вашему величеству в таком случае не следует бросать на произвол судьбы тех, кто верен ему!

– Кого же я бросил на произвол судьбы?

Королева осеклась. Она поняла, что вступила на тонкий лед. Король настаивал на ответе. Анна Австрийская, призвав на помощь Деву Марию, стояла на своем. Гнев его величества нарастал, и тогда королева решилась.

– Вы сами видите, государь, что кардинал отомстил всем своим противникам. Их не защитили ни происхождение, ни титулы, ни мундир вашей гвардии, наконец!

– Отлично! Слово сказано, мадам. Вы говорите о лейтенанте мушкетеров д'Артаньяне?

– Да.

– Вы знаете, что с ним случилось?

– Мне это неизвестно. Но поскольку мне известно другое: то, что его разыскивает господин де Тревиль, я вправе предположить самое худшее…

– Ну, очутиться в Бастилии и еще не самое худшее из того, что может произойти с человеком, строящим заговоры, мадам.

– Ваши слова несправедливы, ваше величество. Разве вам не известно, что д'Артаньян – преданный человек.

– Теперь я сомневаюсь в атом.

– Чем же вызваны эти сомнения, ваше величество?

– Хотя бы тем, что вы так горячо защищаете его, мадам!

С чего бы это?

Анна Австрийская сжала ладони. Лед сделался еще тоньше.

– Мне больно смотреть, как кардинал опутывает вас своей паутиной, словно гигантский паук. Он губит всех преданных вам людей. Теперь он доберется и до капитана мушкетеров – господина де Тревиля. Вы же сами говорили мне, что люди де Тревиля терпеть не могут гвардейцев кардинала и частенько поколачивают их, несмотря на то что Ришелье набирает в ряды своих телохранителей самых отъявленных головорезов и бретеров Парижа!

– Да, это правда… Совсем недавно…

– Вы сами видите, ваше величество, что у кардинала есть причины питать к господину д'Артаньяну недобрые чувства.

А вы заключили его в тюрьму!

– Но я не приказывал отправить д'Артаньяна в Бастилию. Я сам узнал обо всем только вчера! – воскликнул Людовик и понял, что проговорился. Это рассердило его еще больше.

– Кардинал дошел до того, что распоряжается всем без исключения!

– Мадам, – резко перебил ее король. – То, что сделал кардинал, сделано от моего имени и заслужило мое одобрение. У него и у меня есть веские основания для этого.

– В таком случае я умолкаю, ваше величество.

Людовик понял, что он так ничего и не узнал. Он хотел повернуться и уйти из покоев королевы, сказав ей на прощание какую-нибудь резкость, к которым Анна Австрийская уже привыкла, однако благоразумие победило гордость.

– Все же вы могли бы помочь мне, Анна, – примирительным тоном проговорил король. – Ришелье что-то скрывает от меня.