Сесил Скотт Форестер - Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча

– Это необходимо для торговых лицензий.

– И вы аккредитованы при шведском правительстве его величеством?

– Нет, сэр. Я аккредитован его баварским величеством.

– Его баварским величеством?

– Я – подданный его баварского величества.

– Который сейчас находится в состоянии войны с его британским величеством, – сухо произнес Хорнблауэр.

Не в человеческих силах распутать клубок балтийской политики. Он слушал мольбы и протесты, чувствуя, что не может их больше выносить. Наконец это поняли и его собеседники.

– Господа, я не могу принять решение прямо сейчас, – сказал он. – Мне надо обдумать полученные от вас сведения. Барон Бассе, если не ошибаюсь, вас как представителя генерал-губернатора положено провожать семнадцатью выстрелами?

Выстрел за выстрелом гремел над зеленовато-желтой водой. Семнадцать – барону Бассе. Одиннадцать – Дюмулену как генеральному консулу. Гауптманн, простой консульский агент, удостоился всего пяти – самый короткий салют в церемониале военно-морского флота. Едва он спустился в шлюпку, Хорнблауэр перешел к действиям.

– Сигнальте капитанам «Мотылька», «Гарви» и «Моллюска»: «Явиться на борт», – коротко распорядился он.

Бомбардирские кечи и тендер уже подошли на расстояние, с которого нетрудно прочесть сигналы, а над песчаными дюнами Хиддензе по-прежнему дразняще высились мачты французского приватира.

Хорнблауэр перелез через борт «Гарви». Лейтенант Маунд, вытянувшись во фрунт, держал руку у полей шляпы, два боцманмата наяривали на дудках. Меньше чем в ярде громыхнула пушка, и Хорнблауэр от неожиданности подпрыгнул. Ах да, конечно: когда коммодорский брейд-вымпел переносится на другое судно (он как раз в эту минуту заплескал на высокой мачте «Гарви»), его приветствуют салютом. Поэтому сейчас и стреляет одна из четырех шестифунтовок на корме «Гарви».

– Отставить эту чушь, – сказал Хорнблауэр и тут же устыдился своих слов. Он прилюдно назвал флотский ритуал чушью. Что еще удивительнее, он сказал так о почестях, которые принимает всего во второй раз, а значит, еще не мог ими пресытиться. Впрочем, судя по всему, дисциплина не пострадала, хотя юный Маунд и ухмыльнулся, давая приказ прекратить огонь.

– Обрасопьте паруса по ветру, мистер Маунд, – сказал Хорнблауэр.

«Гарви», расправив паруса, двинулся под углом к берегу, сразу за ним шел «Мотылек». Хорнблауэр оглядывал непривычное судно: за двадцать лет службы он ни разу не видел бомбардирского кеча в деле. Над ним высилась исполинская грот-мачта, заново установленная после того, как в Зунде ее сбило датское ядро. Она несла непомерно много парусов, компенсируя отсутствие фок-мачты. Бизань-мачта, сильно смещенная к корме, лучше соответствовала размерам суденышка. Колоссальный форштаг, удерживающий грот-мачту, был из стальной цепи, неожиданно чужеродной среди пеньковых канатов. Шкафут располагался на носу – звучит нелепо, но иначе описать конструкцию невозможно. Здесь, по обе стороны срединной линии, были установлены огромные мортиры, ради которых строители пожертвовали мореходными качествами. Хорнблауэр знал, что мортиры стоят на прочной дубовой платформе, которая опирается на кильсон. Четверо матросов под присмотром унтер-офицера складывали рядом с ними огромные тринадцатидюймовые снаряды. Боцманмат и еще несколько матросов пропустили канат через правый пушечный порт и теперь крепили его к взятому на кат якорю. Это был шпринг. Хорнблауэр часто накладывал шпринг во время учебных маневров, но еще никогда не использовал в бою. Совсем рядом с ним, на левом грот-руслене, матрос бросал лот. Хорнблауэру подумалось, что девять десятых времени, проведенного в Балтийском море, он слышит выкрики лотового. Весьма вероятно, что так оно и будет до конца миссии.

– Три с половиной! – крикнул лотовый.

У бомбардирских кечей осадка меньше девяти футов.

Они как раз проходили мимо «Ворона», который готовился верповаться с мели: Хорнблауэр видел канат, черный на фоне воды. Сломанную стеньгу уже убрали. Из-за «Ворона» показался «Моллюск». Интересно, понял ли черноволосый красавчик-капитан данные ему сложные инструкции?

Маунд стоял рядом, отдавая указания рулевому. Он был на «Гарви» единственным офицером, вахты несли мичман и два подштурмана. Подштурманы сейчас стояли на корме, широко расставив ноги для устойчивости, и секстанами измеряли угол между горизонтом и направлением на топы мачт «Бланшфлера». Хорнблауэр чувствовал, что на «Гарви» царит атмосфера бесшабашности, естественная, когда капитану нет и двадцати. На таких маленьких судах дисциплина обычно менее строга – он часто слышал, как старые капитаны на это сетуют.

– Четверть до трех! – крикнул лотовый.

Семнадцать футов глубины.

– Мы на расстоянии выстрела, сэр, – сказал Маунд.

– Однако у ваших мортир точность лучше на расстоянии меньше предельного, так ведь?

– Да, сэр, я предпочитал бы иметь запас на случай, если противник отойдет от нас подальше.

– Только оставьте себе пространство для маневра. Мы ничего не знаем об этих мелях.

– Есть, сэр.

Маунд повернулся на месте, последний раз оценивая тактическую ситуацию: мачты «Бланшфлера» за дюнами, батарею на конце косы, «Моллюск», занимающий позицию, с которой можно будет видеть француза в лагуне, и «Лотос» за входом в нее на случай, если «Бланшфлер» каким-то чудом сумеет выбраться против ветра и вновь попытается достичь Штральзунда. Маунд то и дело подносил руки к карманам и тут же себя одергивал, вспоминая, что рядом коммодор. Это повторялось каждые несколько секунд.

– Бога ради, – сказал Хорнблауэр, – суньте руки в карманы и перестаньте дергаться.

– Есть, сэр, – отвечал Маунд, немного вздрогнув.

Он с благодарностью запустил руки в карманы и блаженно ссутулился, затем еще раз оглядел судно, прежде чем крикнуть мичману у крамбола:

– Мистер Джонс! Отдать якорь!

Канат скользнул в клюз, матросы бросились убирать паруса.

«Гарви» медленно развернулся против ветра; теперь его бушприт указывал почти точно на «Бланшфлер». «Мотылек» встал на якорь почти борт о борт с «Гарви».

Маунд с обманчивой неспешностью начал подготовку к обстрелу. Он взял несколько пеленгов, убеждаясь, что якорь держит. По его команде матрос привязал белую тряпицу на шпринг там, где канат лежал на палубе, и Маунд, выудив из кармана мелок, провел на досках черту с делениями.

– Мистер Джонс, – приказал он. – Поверните шпиль.

Четверо матросов у вымбовок немного повернули шпиль, выбирая шпринг. Белая тряпица поползла по палубе. Шпринг проходил через кормовой пушечный порт и крепился к якорю далеко на носу; выбирая его, можно было развернуть корму под нужным углом к ветру, движение тряпицы по начерченной мелом линии позволяло примерно оценить этот угол.