Эмилио Сальгари - Морские истории боцмана Катрама

— Ну? Ну?.. — бормотал он задыхающимся голосом. — Ты опять ничего не слышишь?

— Ты что, с ума сошел, Мортон, — ответил я. — Что за странная мысль тебя мучит?

Он пристально посмотрел на меня, как бы не веря моим словам, судорожно вздохнул, точно сбрасывая тяжкий груз, и вытер пот, заливавший его бледное лицо.

— Ты не обманываешь? — спросил он через несколько мгновений. — Ты в самом деле ничего не слышишь? Послушай, Катрам, как следует! Послушай внимательно!

Я наклонился над бортом, со всем возможным вниманием прислушался и слушал так очень долго, но ни один посторонний звук не доносился до меня, кроме плеска волн и свиста ветра в снастях. Я посмотрел на Мортона: он уставился на меня так, словно от моего ответа зависела его жизнь или смерть.

— Я не слышу ничего, что могло бы напугать, — сказал я ему. — А что же все-таки слышишь ты?

— С недавнего времени я каждый день слышу, как там, под водой, звонит колокол, и уже пять вечеров эти похоронные звуки не дают мне покоя, — ответил он прерывающимся голосом.

Я испуганно посмотрел на него. Я слышал старинное морское поверье о том, что, когда моряк слышит колокол под водой, он скоро умрет, что это колокол его товарищей, покоящихся в океанских глубинах, зовет его. Выходило, что если Мортон слышит такое…

Но мне не хотелось пугать его, и я сказал, что это безумие верить старым легендам, что у него просто навязчивая идея, и пусть он понапрасну не беспокоится, а лучше пойдет в кубрик и хорошенько отдохнет. Он ничего не ответил, а удалился задумчивый и мрачный, что-то тихо бормоча про себя.

Я не видел его несколько дней. Вскоре я узнал, что он болен и лежит в лазарете, что время от времени его мучают яростные припадки. А через две недели, когда он вновь появился на палубе, он сразу же мне сказал:

— Катрам, я знаю, что осужден, и жить мне осталось недолго. У меня все время в ушах этот колокол. Если я умру, вспомни обо мне и, когда меня бросят в море, прочти молитву за упокой твоего старого друга. Но смотри, Катрам! Если ты забудешь про молитву, я тоже приду звонить тебе в колокол…

В тот же вечер неистовая буря налетела на Атлантику. Нам всем здорово пришлось побегать по вантам, то ставя, то убирая паруса. И той же ночью Мортон разбился, сорвавшись с реи, когда убирал брамселя. Колокол мертвецов позвал его!..

Папаша Катрам остановился: он казался очень взволнованным и был бледнее обычного. Схватив стоявшую рядом бутылку кипрского, выдул добрую половину ее, точно хотел заглушить эти печальные воспоминания, а потом тихим, подавленным голосом начал снова:

— На другой день еще не утихла буря, как труп несчастного моего товарища был брошен в море без положенной молитвы по усопшим, поскольку волны швыряли нас с борта на борт, и в трюме уже открылась течь. В этой запарке и суматохе я даже не вспомнил о последних словах покойника и молитву прочесть забыл.

Уставший, измученный, я почти не думал о Мортоне. И вот на третью ночь после его смерти, когда море уже успокоилось, и на борту царила полная тишина, я услышал, как внизу, в морской пучине, звонит колокол!

Решив, что мне показалось, я наклонился над бортом, и до моего слуха отчетливо донеслось, как под водой звонит колокол. Страшная дрожь пронизала меня. В какой-то момент мне казалось даже, что вот-вот я сойду с ума от страха. Мортон сдержал свое обещание! Он звал меня!..

Я встал на колени тут же на корме корабля и прочел молитву за упокой души бедного англичанина. И — о счастье! — колокол перестал звонить, и с того вечера я его больше не слышал.

Мы все молчали, глядя со страхом на папашу Катрама и прислушиваясь к тому, как набегающие волны бьются о борт. Нам казалось, что мы слышим под океанскими волнами какой-то глухой колокольный звон. Но тут взрыв смеха прервал тишину. Смеялся капитан.

— Какая мрачная история! — воскликнул он. — Скажи, папаша Катрам, а ты не выпил лишку в тот вечер?

Старик бросил на него гневный взгляд.

— Даже глотка воды, — сказал он.

— Тогда ты обманулся, старина.

— Может, ваши ученые умники нашли объяснение и этому похоронному звону? — спросил боцман с явной иронией.

— Ученые здесь не при чем. Объяснение тебе даст просто моряк.

— Не может быть! — воскликнули матросы недоверчиво.

— Скажи-ка, Катрам, — продолжал капитан, — когда ты слышал этот колокол, где находился ваш корабль?

— Вблизи острова Лос-Пикос.

— Тогда я уверенно скажу тебе, что звон раздавался именно оттуда.

— Никогда не поверю, сударь.

— А почему?

— Потому что там нет ни церквей, ни миссий.

— Я знаю.

— Там вообще нет людей.

— И это я знаю.

— Тогда в чем же дело? Скалы там, что ль, звонили?

— Нет, волны! — торжественным тоном ответил капитан.

— Вы дурачите меня! — вскричал боцман. — Я ничего не понимаю.

— Старина Катрам, — сказал ему капитан назидательно. — Ты многое знаешь, но и ты не знаешь всего. Когда возле необитаемого острова, окруженного отмелями или опасными скалами нет маяка, который предупреждал бы о них суда, там ставится плавучая бочка или просто буй, на котором в железной клетке подвешивается колокол. Волны качают буй — и колокол все время звонит. Твой англичанин был сумасшедший, маньяк, помешанный на смерти, а звук, который слышал ты, исходил от колокола, подвешенного вблизи отмелей Лос-Пикос, чтобы предупреждать суда об опасности. Не было там ни мертвецов, ни живых людей, а только волны, которые качали буй. Теперь ты понял, суеверный старик?

И в этот миг на корме нашего судна раздался звон колокола. Все до единого мы резко вскочили на ноги, а папаша Катрам свалился с бочонка, издав страшный крик.

Один капитан хохотал, как сумасшедший.

— Вот что значит, у страха глаза велики, — смеясь, сказал он. — Не бойтесь, это не колокол мертвецов! Это наш судовой колокол, который зовет людей на вахту!.. Доброй ночи, папаша Катрам, и смотри, чтобы ночью этот Мортон-англичанин не утащил тебя за ноги на дно!

Накануне четвертой истории боцмана Катрама все члены экипажа были ни живы ни мертвы. Матросы были напуганы заупокойными легендами старика и то дрожали от каждого шороха из трюма, помня о призраках «Вельзевула», то бледнели, если какой-нибудь корабль появлялся на горизонте, словно это был «Летучий голландец», то вздрагивали всякий раз, как волна ударяла о борт, думая, что слышат колокол англичанина.

Эти легенды сильно подействовали на их воображение, и, если бы папаша Катрам продолжал в том же духе, очень возможно, что и в самом деле никто бы не остался на борту, едва корабль добрался бы до ближайшего порта.

В тот вечер папаша Катрам долго оставался один, сидя на своем бочонке, но это его, похоже, не беспокоило. Наконец он достал из кармана широкий лист бумаги, взял кусок угля и нацарапал несколько строк горбатыми и хромыми буквами, после чего прилепил этот лист наподобие афиши, с правой стороны на фок-мачту.