Евгений Донтфа - Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Мария-Анна придирчиво оглядела молодую девицу, рекомендованной ей хозяином дома и охарактеризованной им как весьма скромной, аккуратной, щепетильной, чистоплотной, а также целомудренной и благовоспитанной особой. Впрочем шевалье Готье прокашлялся и добавил: целомудренной и благовоспитанной насколько это конечно вообще возможно для служанки. Мария-Анна решила что девица сгодится: чистенькая, опрятная, свежая, не слишком смазливая и на первый взгляд вроде как действительно скромница. Мария-Анна тщательно проинструктировала её как следует вести себя с мужчиной, которому она будет прислуживать и велела идти готовить ванную, да чтобы воды побольше и погорячее, а также с разными целебными травами.

И вот Рози в мытной комнате готовит всё что нужно для мытья того самого господина, который то ли палач, то ли рыцарь, то ли знатный вельможа, а может быть и жуткий африканский чернокнижник. Рози была взволнована и заинтригована до крайней степени. Вообще, будучи в свои двадцать шесть лет столь огорчительно не замужем, она практически на любого мужчину смотрела с живейшей заинтересованностью, тайной надеждой и приятным волнением. А тут её ждала встреча с таким особенным мужчиной. И она, замирая одновременно от счастья и от страха, предвкушала как потом вся прислуга поместья будет бегать за ней и с раскрытыми ртами слушать её рассказы об этом странном спутнике королевы.

Рози и еще один парнишка натаскали в купальню дров и воды, развели огонь в очаге и повесили на крюке чан. Затем девушка еще раз насухо протерла огромную дубовую бадью, завесила бортики простыней, постелила на дно холщовое полотно, дабы господин, не дай бог, не занозил себе филейные части, разложила сверху алтей, зверобой, ромашку, лимонную мяту, приготовила губки, щетки, ковши, мыло, и еще два таза один с розовой водой, другой с лавандной для финального омовения. Также королева приказала иметь под рукой хорошие травяные бальзамы для лечения повреждений кожи и распухших суставов. Когда всё было готово, Рози на всякий случай еще раз тщательно расчесала свои длинные светло-русые волосы, аккуратно уложила их, похлопала себя по щечкам дабы придать им румянец, разгладила платье, оправила передник и велела парнишке идти сказать господину что всё готово.

Гуго Либер вошел в купальню и огляделся. Возле очага, застыв как изваяние, низко опустив голову, стояла светло-русая чуть пухленькая круглолицая молодая женщина, затянутая в глухое зеленое платье и белый длинный передник. Рози жутко хотелось посмотреть на вошедшего, но она не смела, по крайней мере пока, прилежно выполняя наказ королевы не смотреть мужчине прямо в лицо и ни в коем случае не вести с ним никаких посторонних разговоров, сугубо лишь что потребуется по процессу омовения.

Гуго поднял руки и снял с лица черный платок.

– Как тебя зовут?

Рози, не зная что делать, будет ли разговор о имени считаться посторонним, неотрывно глядела в пол. Но остро чувствуя на себе мужской взгляд и понимая что человек ждет ответа, она сказала:

– Рози, мой господин. – И поспешно добавила: – Её Величество запретили мне вести с вами посторонние разговоры, и я вас не потревожу.

– Помоги мне раздеться, Рози. И сразу прошу прощения за моё неприглядное состояние. Я только что вернулся из очень долгого и тяжелого путешествия. И…, – он хотел сказать что-то еще, но умолк.

Рози же была ошеломлена этими словами, еще никогда она не слышала чтобы кто-то из господ хоть каким-либо образом просил за что-то прощения у слуги. А Гуго вспоминал как в Сент-Горте раз в месяц или два или три, по настроению стражи, ему давали ведро холодной воды, заскорузлую тряпицу и полчаса времени или меньше, всё в зависимости от того же настроения, чтобы умыть себя. И как он, торопливо, стоя на скользких холодных камнях, смачивал тряпку в воде и обтирал своё тело, пытаясь смыть въевшуюся грязь и отвратительный запах, стискивая зубы от боли в спине и потревоженных язв.

– Конечно, мой господин.

Рози приняла явно дорогой шерстяной плащ с серебряной подкладкой и изящной вышивкой льняными нитями по краю, затем какой-то ветхий серый балахон, затем задубевшую посеревшую расползающуюся рубаху и под конец ужасно вонючие порты. Но вдохнув смрад прокисшего пота и увидев грязное измученное тело мужчины, добрая девушка испытала не отвращение, а глубокое сострадание и жалость. У впечатлительной Рози даже в носу защипало от подступивших слез при виде того насколько изможден и истерзан этот человек. Он был невероятно худым и костлявым, колени и запястья безобразно распухли и оплыли, ноги были почти черными, на нижней части спины прыщи и нарывы, кое-где на плечах и предплечьях большие язвы, по всему телу проступившие вены и какие-то темные до черноты пятна словно застарелые синяки, но как будто этого было недостаточно, на его животе, груди и руках также присутствовали самые разнообразные шрамы, одни в виде длинных белых жгутиков, иногда практически параллельных, другие как белесые бесформенные пятна, вроде как от ожогов. Особенно безобразный большой широкий рубец протянулся от правого колена почти до паха, судя по всему рана которая стала этим рубцом была ужасной. И еще Рози увидела изуродованные ногти, на двух пальцах они вообще отсутствовали, на других были глубоко до самого мяса обкусаны, многие из них потемневшие от приливший под ними крови. И когда в какую-то минуту она стояла прямо перед ним, их взгляды встретились. И Гуго увидел слезы в глазах девушки и сердце его затопило благодарностью и нежностью. Он уже давным-давно позабыл, просто не мог уже и припомнить какого это, когда кто-то испытывает к тебе искреннее сочувствие, совершенно бескорыстное сострадание и как тепло и свет чужой души соприкасается с твоей собственной. Он улыбнулся Рози, но та не улыбнулась в ответ, у неё всё также в глазах стояли слезы, она уже нисколько не сомневалась что перед ней и правда какой-то несчастный рыцарь, воин, протомившийся бог знает сколько времени в плену врагов, скорее всего у жестоких мавров или кровожадных африканских пиратов, продававших людей в рабство, и в этом плену его пытали, морили голодом, издевались, а держали скорей всего в какой-то тесной зловонной яме с решеткой наверху.

Рози отвернулась и пробормотала, указывая внутрь дубовой бадьи:

– Прошу вас, мой господин.

Он, опираясь о бортик, хрустя коленями, с трудом перелез и медленно уселся на дно. Рози принялась поливать мужчину горячей водой и увидев как засияло его худое, безобразно заросшее, покрытое мелкими морщинами и какими-то красными пятнами лицо, она тоже улыбнулась. Это было очень приятно подарить человеку счастье.

Наполнив бадью, девушка оставила своего подопечного блаженствовать и отмокать, а сама вернулась к очагу, поддерживать огонь и продолжать греть воду, которая явно понадобится еще. Но сама она никак не могла перестать думать о том моменте когда он улыбнулся ей, о его ярких зеленых глазах, в которых светилось что-то такое звенящее, пронзительное и в тоже время ласковое, теплое, родное… она старалась подобрать слово, но не находила. Любовь? Возможно. Но только конечно не та что связана с вожделением, страстью, похотью, а какая-то общечеловеческая, глубинная, всеохватная, для которой не важны пол, возраст, сословие, ей достаточно того что я человек и ты человек и мы не желаем друг другу никакого зла и мы счастливы в этом моменте, потому что мы не одиноки, потому что мы вместе, потому что мы есть друг у друга.