Рина Аньярская - Надежда умирает последней

Южанка ответила низким грудным голосом, не отрываясь от шитья:

– Ничего.

– Нужно как-то сообщить им о пострижении Феи! – вступила в разговор Эжени.

– Но как? – развела руками златокудрая Маркиза, обратив взор на подругу.

В этот миг Шалунья – низкорослая девочка с нескладной угловатой фигуркой и неприметным лицом – отбросила свою вышивку в сторону и, подобрав не по росту длинную юбку, спрыгнула с высокого стула на пол и притопнула ножкой:

– Ничего у нас не выйдет! Мы ничем не сможем помочь Ленитине!

– Но ведь есть верный способ, – попыталась возразить златовласая Фантина.

Аделис мгновенно её перебила:

– Какой? Что ты предложишь, Маркиза, что?

– Письмо, – вставила Эжени.

– Это мы должны написать письмо? – усмехнулась Шалунья и положила ладонь на грудь. – Мы? Затворницы матери Мадлон?

– Да, можно написать письмо своим родственникам. А в него вложить весточку для родителей Феи, – утвердительно кивнула Веточка. – Неужели они не передадут его?

– Ничего не выйдет, – отрицательно повела головой Аделис и поджала тонкие губы.

– А Шалунья права, – опустив голову, проговорила Маркиза. – Все наши письма настоятельница читает…

– Но родители Лен… – попыталась возразить Эжени и не нашлась, что ещё сказать.

По классу разнёсся густой голос Маргариты:

– Они узнают, но будет поздно.

Воспитанницы вмиг притихла. Бофор продолжала шить, невозмутимо втыкая иголку в ткань. В образовавшейся тишине был слышен даже скрип тонкого металла. Через мгновение в коридоре раздались быстрые шаги, дверь с шумом распахнулась, на пороге появилась раскрасневшаяся от бега и возмущения Анна Фурьё.

– Нет, вы только подумайте! – прокричала Шпионка. – Эта Пресвятая Гаскония довела Фею до горячки! У неё жар! И держат её всё там же, в келье монастыря!

– Аннета! – в сердцах воскликнула самая младшая воспитанница с круглыми щёчками и побежала к Фурьё.

– Жаннета! – в тон ей отозвалась подруга, и девушки, обнявшись, плюхнулись на ближайшую скамью.

– Ей совсем дурно? – не отрывая глаз от работы, спросила Маргарита.

– Да, – ответила Анна.

– О, Господи! Мы должны что-то сделать! – прошептала Эжени и со вздохом опустилась на скамью возле учебного стола.

Маркиза поспешно подошла к подруге и, погладив её по голове, участливо прошептала:

– Веточка, только не плачь! Нам всем тяжело, но мы действительно ничем не можем помочь нашей Феечке…

– Но сидеть сложа руки! Я так не могу!

– Да замолчите вы когда-нибудь? – впервые подняла голову Маргарита и с укором посмотрела на девочек. – От ваших воплей Ленитине лучше не станет.

Чёрные глаза мадемуазель Бофор вдруг засияли фосфорическим блеском, что говорило о переполнении её хорошенькой головки тяжёлыми думами.

– Марго, конечно, права, – впервые подала голос Анжелика, сидевшая в дальнем углу класса, и обвела подруг взглядом. – Если помогать, то не словами, а делами. А от причитаний и молитв дело с места не сдвинется. Мы три дня молили о помощи. А толку?

Две старшие воспитанницы: Бофор и Прегийак – с первых дней стали лучшими подругами Ленитины де Сентон. Они знали о её помолвке с немцем и, несмотря на набожность, в силу молодости не осуждали выбор семьи Сентонов, не считали брак с кальвинистом греховным.

Златокудрая Маркиза присела рядом с Веточкой. Аннета и Жаннета притихли на своей скамье и следили глазами за тем, как Шалунья деловито расхаживала по классу, высоко подобрав юбку просторного и не в меру длинного балахона. Все понимали, что Аделис де Су перебирает всевозможные планы действий.

К вечеру Ленитине снова стало плохо, и мать Мадлон велела сестре Сабрине остаться у кровати больной на ночь. Вернувшись в свою келью, аббатиса обнаружила два свежих письма для воспитанниц. Разумеется, прежде чем передать их девочкам, настоятельница вскрыла конверты перочинным ножом. Первое послание было для Аделис от родной сестры её отца-вдовца, второе – для Ленитины от её родителей.

Мать Мадлон прекрасно понимала, что, не дождавшись в срок ответа от дочери, Сентоны могут заявиться в пансион или прислать сюда её брата и жениха. Игра в молчанку могла выйти боком. Но позволить затворнице хоть намёком сообщить родне, что она не хочет уходить в монастырь, аббатиса не могла. Оставался один выход – писать ответное послание самой. От имени Ленитины…

Конечно, подделать почерк девицы было невозможно и, тщетно промаявшись с этим занятием битый час, настоятельница в итоге решила прибегнуть к старому проверенному способу: она написала письмо от своего имени, сообщая, что Ленитина де Сентон решила посвятить жизнь Богу и дала обет молчания, готовясь к постригу. Поэтому, чтобы мирское не отвлекало её от суеты, она не может сама написать родственникам.

Оставалось лишь заполучить оригинальную подпись мадемуазель де Сентон, тогда близкие не смогут не поверить в правдивость этой новости. Впрочем, в успехе своей задумки аббатиса уже и не сомневалась. «Со мной Бог!» – решила женщина и сложила листок пополам.

Утром, сразу после первой мессы в храме, аббатиса пришла в келью к Ленитине, которая практически не спала всю ночь, изнывая от жара. Несмотря на то что воспитанница ослабла, биться с нею матери Мадлон пришлось долго. Упорная и упрямая девица никак не соглашалась ставить подпись на бумаге, не прочитав её содержания. Но отступать настоятельница не собиралась, совмещая угрозы с уговорами. В итоге обессиленная Ленитина сдалась, оставив росчерк на жёлтом листке.

«Всё! Вот ты и в моих руках, Элена-Валентина де Сентон», – торжественно думала мать Мадлон, покидая келью будущей монахини.

Откинувшись на подушки, Ленитина почувствовала, как долго сдерживаемые слёзы защипали её глаза. «Вот и всё, – подумала девушка. – Я больше никогда не увижу маму, папу, Мишеля и Ганца… Я подписала свой смертный приговор… О, Ганц! Мой милый любимый Ганц! Ты никогда не узнаешь, что я не по доброй воле предала нашу клятву…» Солёные ручьи потекли из глаз юной аристократки, и она уже не пыталась их остановить.

После второй мессы мать Мадлон отправилась в свой кабинет в здании пансиона и послала одну из сестёр, обслуживающих богадельню, за Маркизой. Едва монахиня вошла в класс, воспитанницы поднялись и услышали привычный приказ: «Фантина, Вас немедленно вызывает матушка-настоятельница». Девицы переглянулись. Златокудрая красавица неспеша поднялась и вышла следом за сестрой.

Оказавшись в келье аббатисы, Маркиза приветствовала её поклоном и поцеловала руку настоятельницы со словами:

– Да благословит Вас Господь, матушка.

– У меня к тебе поручение, Фантина, – механическим голосом проговорила аббатиса, пристально глядя в глаза своей любимицы, и протянула ей два конверта. – Вот это письмо отдашь мадемуазель де Су. А это отнеси почтарю.