Лев Симкин - Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

В том же интервью он заметил, что Сталин – «очень приятный человек, гигант», тогда как «все западные деятели – пигмеи». Мог ли Шоу не понять, что перед ним диктатор, или это у него такой английский юмор, когда иронические замечания высказываются с совершенно невозмутимым лицом? И то и другое возможно, ведь он давно уже разочаровался в парламентской демократии и потому видел в «коммунистическом эксперименте» спасение от «коллапса и распада» цивилизации. И не только в коммунистическом. «Проблемы решают» диктаторы, – говорил он, – путь к утопии лежит через диктатуру. В 1933 году Шоу назвал Гитлера «выдающимся и очень способным человеком». «Я сужу о Муссолини, Кемале, Пилсудском, Гитлере …по их способности обеспечить товары, а не по представлениям о свободе. Сталин обеспечил товары так, как еще десять лет назад было невозможно; и я снимаю перед ним шляпу».

Не только Шоу вернулся домой поклонником Сталина, но и сам стал сталинским любимцем. Спустя несколько лет, после заключения пакта с Германией, Сталин напишет передовую для «Известий» (9 октября 1939 года), в которой процитирует статью Шоу, где тот призывает английское правительство «заключить мир с Германией и со всем остальным миром». «Следует признать, – напишет Сталин, – что Бернард Шоу во многих отношениях прав». И особенно в том, что критиковать нужно не нацистскую Германию, а «“демократические” правительства Запада». Именно так, не надо критиковать Германию Гитлера…

«Сталин производит впечатление человека, который находится на своем месте». В октябрьском выпуске журнала Esquire за 1933 год был опубликован очерк Эмиля Людвига под названием «Человек по имени сталь». Он описывает Сталина с явной симпатией, что, возможно, отчасти объясняется своего рода стокгольмским синдромом. «…Несмотря на то что он обладал властью, которая позволила бы ему в любой момент бросить меня в тюрьму, – пишет он, – меня не оставляло желание ему помочь».

Эмиль Людвиг, оказавшийся 13 декабря 1931 года в сталинском кабинете, – автор популярных биографий Наполеона, Гёте и Бисмарка, – на рубеже 30-х годов пользовался европейской популярностью. Ему охотно давали интервью европейские лидеры. До Сталина он брал интервью у Ататюрка и Муссолини, который к разговору с ним настолько основательно подготовился, что даже прочел его книги. Зато Геббельс называл его книги «вульгарными еврейскими выдумками».

Эмиль Людвиг

«Эмиль Людвиг, опасавшийся встретить в Кремле надменного диктатора, на самом деле встретил человека, которому он, по собственным словам, готов был бы “доверить своих детей”, – так Троцкий писал о нем в очерке “Сталин”. – Не слишком ли поспешно? Лучше бы почтенному писателю этого не делать».

Впрочем, интерес представляют не столько его оценки, сколько то, что он задал вождю довольно-таки острые вопросы, такие, которые мог задать Сталину только иностранец, и тому пришлось на них отвечать.

«Людвиг. Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед советской властью и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость советской власти.

Сталин. В ы ошибаетесь… Неужели вы думаете, что можно было бы в течение 14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно».

Только что я процитировал стенограмму их беседы, опубликованную в 13-м томе собрания сочинений Сталина.

Еще более крамольным было упоминание Людвигом, хотя и вскользь, прошлого самого Сталина. «В Европе вас изображают как кровавого царя или как грузинского бандита», – сказал Людвиг вождю. Вопрос был вызван упорными слухами о его причастности к знаменитой Тифлисской экспроприации. В июне 1907 года в Тифлисе два фаэтона с деньгами, двинувшиеся от здания почты к банку, подверглись нападению группы террористов во главе с Симоном Тер-Петросяном, известным как Камо. В перестрелке погибли трое казаков, среди раненых были 16 (!) случайных прохожих.

« Людвиг . В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, “разбойных” выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему, как “идейному разбойнику”?

Сталин. Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и др. …Но, конечно, какую-нибудь аналогию с большевиками тут нельзя проводить».

Таким образом, судя по стенограмме, Сталин проигнорировал вопрос о своем «разбойном» прошлом. Сам Людвиг в своей книге «Три диктатора» (о Муссолини, Сталине и Гитлере) описывает эту часть беседы чуть более подробно. Он объясняет, почему заговорил со Сталиным об этом – «поскольку вся эта история замалчивалась в официальной биографии Сталина, хотя и было достаточно определенно установлено, что он имел прямое отношение к ограблению».

Кем и когда установлено? Об участии в экспроприации Сталина на Западе стало известно от бывшей большевички Татьяны Вулих, покинувшей Советскую Россию в начале 20-х годов. Но точных сведений об этом, насколько я понимаю, не имеется. Некоторые современные исследователи полагают, что начиная с 1906 года он был «главным финансистом» тайного большевистского центра, созданного Лениным, и занимался, помимо грабежа банков, рэкетом и похищением людей.

Людвиг ожидал, что Сталин «многословно будет отрицать данный факт». Однако если верить ему, все вышло иначе: «Сталин начал тихо смеяться, несколько раз моргнул и встал, впервые за все наше трехчасовое интервью. Он прохаживался своей неторопливой походкой и взял написанную на русском языке свою биографию, но, конечно, в ней ничего не было по вопросу, который я поставил. “Здесь вы найдете всю необходимую информацию”, – сказал он». «Вопрос об ограблении банка был единственным, на который он не ответил, – написал Эмиль Людвиг. – …Его манера уклоняться от ответа по-новому высветила мне его характер. Он мог бы отрицать это; мог бы признать это; он мог бы изобразить все это дело как легенду. Но вместо этого он действовал как настоящий азиат…». Итак, Сталин не стал отрицать своего участия в ограблении банка.

Тогда Людвиг принялся расспрашивать об отношении вождя к другим историческим деятелям.

Из стенограммы: « Людвиг . Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?

Сталин . Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна».

Почему вопрос, вроде бы вполне лояльный, вызвал у Сталина отрицательную реакцию? Петр Великий, по его мнению, был недостаточно жесток с боярами. «Петруха недорубил», – проронил он однажды. Другое дело – Иван Грозный, его чуть позже, к концу 30-х годов стали считать не тираном и душегубом, как прежде, а «прогрессивным царем».