Лариса Шубникова - Огневица

Глава 1

Где-то в Древней Руси до крещения. Все события выдуманы, все совпадения случайны

– А ну стой! Стой, Некрас, кому сказала?! Ах, ты нелюдь! Щеня блудливый! – Видана выскочила в сени, не успела ухватить сына за рубаху. – Вот я тебя!

Выбежала за ним на крыльцо, но и там не смогла поймать проворного парня! Пришлось грозить кулаком и ругать непослушное чадо издалека.

– За что?! – Некрас с хохотом соскочил со приступок и встал посреди двора: босой, рубаха дорогого льна, штаны крепкие новые.

– Ты зубы-то не скаль! Ишь удумал девок портить! Как нам теперь людям-то в глаза смотреть? Кобель, как есть кобель!

– Матушка, прости. Я и близко к девкам не подойду. Хочешь зарок дам, а?

Видана после его речей слегка унялась, но бровь, все же, гнула недобро:

– Клянись, Некрас. Велесом клянись, – и правда ждала сыновней покорности.

Парень вытянул из-за пазухи знак Велесов на суровой нити, приложился губами и громко на весь двор прокричал:

– Чтоб я сдох! По девкам более не пойду, токмо по бабам. А если девки сами будут тянуть, то отказа не дам, – после таких слов осталось одно – поскорее за ворота и бежать подальше от богатых хором. Видел, паскудник, как мать взялась за коромысло, что бросила у крыльца нерадивая челядинка.

Босым бежать неурядно, но кто же сына самого Деяна Квита осудит? Вот и бежал Некрас – пыль из под ног. На повороте к реке напоролся на дружка своего верного – Местяту Борового. Тот шапку на макушку сдвинул и глазами хлопал что телёнок.

– Некрас, ты чего босой-то? Никак батька отходил?

Квит остановился, дух перевел и засмеялся громко так, весело. Местята смотрел на друга своего заполошного и удивлялся. Вот влетело, а хохочет. И как оно так?

– Не батя, а мамка. Грозилась коромыслом.

– Ну-у-у! Тётка Видана? А ты чего?

– Чего, чего…утёк, – Некрас оправил рубаху, поглядел на босые ноги свои. – Айда на Прилучу? Там нынче девки купаются. Вон день-то какой аж с утра палит.

– За что грозила? – Местята и без слов определил, за что схлопотал друг его, но был слегка тяжел на мыслишки, а потому и просил рассказать все, как есть.

– А то ты не знаешь? За Жданку Сомову, – Некрас улыбнулся глумливо, глаза прикрыл, будто в мысли свои провалился.

Местята смотрел на высокого, крепкого Некраса, оценивал. Вот вроде некрасивый: волосы темные, глаза бесстыжие, а девки вешаются. Не сдержал зависти мужской и спросил:

– И чем ты их берешь, Некраска? Ну, стать есть, чего уж, но морда вроде обычная. Вон Перемысл Кудин и кудрявый, и ясноглазый, и статный. А ты что?

– Дурень ты, Местята, – Квит очнулся, на небо синее поглядел. – Девки любят крепче не за морду нарядную. Даже не за подарки щедрые. Да и стать ни при чём.

– А чего ж им надоть? – Местята в делах любовных славы не стяжал, а потому и слушал серьезно, даже подался к товарищу своему ближе.

– А чтоб сердчишко у них, дурёх, стучало. Пламенем окатывало. Для того рассмотреть деву надо, да узнать, что ей любо, а что нет.

– Ага, как же, – загрустил Местятка, – так она и рассказала. Я ни об чем думать не могу, когда девка-то рядом. Токмо о плотском.

– А вот это никак нельзя. Сам разума не роняй, инако она вмиг под себя подомнет, и будешь ты, как тот козел на веревье вокруг нее бегать. Уразумел?

– Не-а.

– Эх, Местька, хороший ты парень, но туговат, – Некрас потянулся рукой к шапке друга и надвинул тому на нос, мол, примолкни и соображай.

Боровой шапку на место вернул и засопел злобно. Ведь Некрас ему ровесник – двадцать зим обоим стукнуло – а наставляет, как волхв. Пока обиду свою нянчил из-за поворота показался Деян Квит: сам верхом и человек пять дружинных князя при нем.

– Некрас, тикай! Батька твой! – и шмыгнул в кусты, что росли у тропы.

Некрас лицом посуровел, но не сбежал. Повернулся к отцу, плечи распрямил.

– Во как. Хорошо ль тебе, сын, босым скакать? Чай, не челядинец, не вдач, – отец поравнялся с Некрасом, но с коня не сошел, заставил смотреть снизу вверх. – На-ка, обуйся, борзый, и подпоясайся.

Вслед словам полетели в Некраса сапоги, пояс, а чуть позже ударило мягко по голове шапкой.

– Спасибо, отец, – поклонился шутейно.

– Ну, ну, скаль зубы-то, коль охота есть, – хохотнул Деян. – Вот тебе слово мое – еще раз девку спортишь, ответ будешь держать уже передо мной, а не перед матерью. Я не пожалею – не баба слезливая. А вот еще мое тебе слово – сговорил я за тебя Цветаву, дочь Рознега Новика из Лугани. Ты с пару зим еще попасись, купеческое дело перейми, баб потопчи. Но, токмо баб, уразумел? Вдовых навалом, того и ждут. За девок платить – разоримся. Понял, щеня?

– Новикову? Да ну-у-у! Бать, да она ж из богатейшего рода. Ай, спасибо, – Некрас поклонился еще раз, но теперь уж безо всякой шутки.

– То-то же, – Деян подкрутил ус гордо. – Знал за тобой, что не дурень. Да и через бабье не угодишь в беду. Не того ты корня, Некрас. Свою выгоду не упустишь. Моя кровь – купеческая! Иди нето. Нынче девки в Прилучи купаются. Я б не пропустил. Третьим днем собирайся. Князь Ладимир зовет на вече. На границах люди Военега Рудного озоруют. Так и до нашей веси докатятся. Он нам не ворог, но кто ж его разберёт. В башку-то стукнет и пожжёт тут все. Понял?

– Понял, отец, – Некрас шапку на голове поправил, кивнул Деяну, мол, чего же не понять?

– А коли понял, то чего встал столбом? Кыш отсель, шельма!

Некраса словно ветром сдуло, а отец долго еще ухмылялся, ус крутил. Радовался сынку: смекалистому, умному, пускай и озорнику.

По дороге Некрас уцепил за рукав рубахи дружка своего и оба пошли к берегу Прилучи – светлой, многоводной – высматривать себе красавицу. А у реки уж и места для схрона не осталось. Почти все парни веси в кустах засели. Отовсюду тихий глумливый перешепот и смешки потаенные.

– Тихо ты, – Некрас толкнул локтем одного конопатого, – услышат и врассыпную. Так любуйся, примечай себе зазнобу.

А посмотреть-то было на что. Девки и бабы-молодухи в реке резвились. Иные и рубахи побросали – жаль лён беленый в воде красить. Солнце светит-слепит, ивы ветвями над водой полощут. Девки визжат, аукаются, жизни радуются. И нет в такой день мыслей дурных и серых: ни о войне, ни о голодухе не вспоминается. Юность плещет через край, жизнь легкой делает.

Вот уж и солнышко покатилось к закату. Девушки уселись косы сушить-плести, иные еще в воде нежились. Парни часа своего дождались тихим посвистом себя и обозначили.

На берегу переполох, смех, прибаутки. Среди всех красавиц углядел Некрас одну: сама стройная, мокрая рубаха льнет к телу, не скрывает спелой груди, тугих округлых бедер. Двукосая, а стало быть, мужатая. Некрас улыбнулся хитро да встал во весь рост.

Молодуха не растерялась, смело взглянула на Некраса, еще и спину изогнула, мол, любуйся, а что дальше, видно станет.