Александр Волков - Зорро

Все эти мысли пестрым вихрем промелькнули в возбужденном маринадами и пряностями мозгу священника; он уже собрался крикнуть, чтобы по крайней мере не даром продать свою жизнь, но тут его приоткрытые уста властно запечатала ладонь в тонкой лайковой перчатке.

— Молчите, падре! — тихо, но отчетливо прошептал голос над его ухом. — Я здесь вовсе не затем, чтобы причинить какой-либо вред как вам, так и хозяевам этого прекрасного ранчо!

— Тогда за каким чертом вы влезли в мою спальню? — злобно прошипел падре сквозь перчатку.

— Черт мне совершенно ни к чему, а влез я сюда за вами, падре Иларио, именно за вами! — усмехнулся незнакомец, отводя ладонь от его лица. — Так что советую вам выбирать выражения!

— Откуда вам известно мое имя? — тихим голосом спросил священник, на ощупь отыскивая край кровати и отбрасывая воздушные складки полога.

— Не скромничайте, падре! — шепотом воскликнул незнакомец. — Вы не хуже меня знаете, что во всей округе нет человека, за исключением младенцев, который бы хоть раз в жизни не произнес ваше имя! Скажу больше, его склоняют на все лады: одни говорят о вас с восхищением, другие с гневом, третьи с ужасом, четвертые со скрытой издевкой, но нет никого, уверяю вас, кто произнес бы ваше имя равнодушно, так, словно это собачья кличка или сорт дрянного табака, к тому же пересохшего по нерадивости хозяина!

— Мне нет дела до людских пересудов, — промолвил падре, подгибая дрожащие колени и опускаясь в пуховое облако невидимой перины.

— Этого не может быть, — твердо возразил его собеседник.

— Почему? — равнодушно поинтересовался падре.

— Потому что вы представляете здесь вашего бога, — сказал невидимка, — и о нем судят по вам, почтеннейший падре Иларио! Любят, проклинают, преклоняются — разве не так?..

— Не богохульствуй, еретик! — яростно взвизгнул падре, брызгая слюной. — Бог един, он не может быть чьим-то личным божком, как это водится у язычников, воздвигающих истуканов и марающих их жертвенной кровью!

— То же самое язычники могут сказать и о вашем боге, в жертву которому вы приносите целые народы, — сурово произнес незнакомец.

— Мы очищаем зерна от плевел, — сухо возразил падре, — а то, что эту страну с легионами дикарей три столетия назад захватили и поднесли в дар христианскому королю четыре сотни храбрецов, неопровержимо доказывает могущество Господа нашего! Ибо кто, кроме Него, мог сотворить такое чудо?..

Вместо ответа в тишине раздался сухой стук кремня, бросивший пучок искр на растрепанный конец трута, и когда огонек разгорелся, перед падре из темноты выступило забранное черное маской лицо.

— Так вы и есть тот самый Зорро? — прошептал падре внезапно пересохшими губами. — Значит, вы не разбойник? Не ночной грабитель, потерявший человеческий облик и не выдумавший ничего лучшего, как скрыть свой страх и бесстыдство под его грозной маской?..

— Неужели, падре, вы полагаете, что в наших краях найдется такой смельчак? — усмехнулся Зорро, устанавливая светильник перед кроватью и поднося к фитилю лампадки разгоревшийся трут. — Представьте себе, что сделал бы Зорро, то есть я, с тем, кто посадил бы хоть малейшее пятнышко на мою безупречную, в некотором смысле, репутацию? Мы с вами люди грамотные, читаем местную газетку, и я не помню, чтобы сеньор Хорхе, наш знаменитый репортер, забыл осветить на ее полосах хоть один, даже самый ничтожный из моих так называемых подвигов… А когда я в одиночку обратил вспять шайку бандитов, напавших на почтовый дилижанс, сеньор Хорхе не поленился расспросить очевидцев этого забавного случая и в итоге представил меня чуть ли не единственной надеждой тех, кто уже потерял всякую веру в силу и справедливость местных властей!

— У сеньора Хорхе не в меру бойкое перо, — нахмурился падре Иларио.

— Но мне всегда казалось, что репортер должен соразмерять бойкость своего пера лишь с тем происшествием, которое он описывает, — произнес Зорро.

— Вы ошибаетесь, — нетерпеливо перебил падре Иларио. — Сеньор Хорхе прежде всего не должен забывать о тех, кто будет читать его писания, и соразмерять свой темперамент с весьма недалекими умами большей части своих читателей, готовых не только принять на веру каждую сплетню в его паршивом листке, но и разукрасить ее плодами своего пылкого воображения!

— Интересно, к какой части читателей вы отнесете меня? — с усмешкой спросил Зорро.

— Вам так важно знать мое мнение? — падре пристально вгляделся в прорези маски, в глубине которых ограненными агатами сверкали глаза таинственного незнакомца. Порой в них как будто проскакивали удивительно знакомые насмешливые искорки, и тогда падре напрягал слух, дабы из сочетания зрительных и слуховых воспоминаний воссоздать ускользающий облик. Но плотная черная маска слегка прижимала нос незнакомца, отчего его голос звучал приглушенно и никак не связывался с теми голосами, которые приходилось слышать падре сквозь частую решетку исповедальни. «А если он не бывает на исповеди? — подумал падре Иларио. — Что ж, тогда круг подозреваемых значительно сужается…»

— Так кем же вы меня считаете, падре? — вторгся его мысли Зорро. — Ведь если выяснится, что в писаниях сеньора Хорхе и площадной болтовне на мой счет нет ни грана выдумки, вам придется признать, что сила далеко не всегда оказывается на стороне большинства! И тогда остается согласиться либо с тем, что наши предки покорили эту страну без божественного вмешательства, либо с тем, что за моими так называемыми подвигами скрывается невидимая рука Провидения!..

— Я думаю, вам помогает сам дьявол! — вздохнул падре, безнадежно махнув рукой.

— Браво, святой отец! — воскликнул Зорро. — Выходит, дьявол сошел на землю, дабы в моем лице слегка подправить пути божественного промысла!

— Я не слышу, — пробормотал падре, закрывая уши бледными холодными ладонями, — я ничего не слышу!..

— Нет, уважаемый падре, вы все прекрасно слышите! — резко перебил Зорро, поднося к его вытянутому лицу потрескивающий фитилек плошки. — А потому слушайте и запоминайте каждое мое слово! Я знаю, что завтра утром вы с доном Росендо отправляетесь в тот участок леса, где среди болотистых зарослей скрываются столь ненавистные вам каменные идолы! По закону они являются такой же частью земли, как пробковые дубы или пальмы, из ран которых сочится драгоценный каучук! Истуканы по наследству перешли к дону Росендо, и именно это обстоятельство привело вас в такое беспокойство, что вы взгромоздились на своего осла и до тех пор колотили его пятками по ребрам, пока он не уперся мордой в ворота этого ранчо…

— Дьявольское капище должно быть разрушено! — заявил падре, сверкнув на Зорро угрюмо горящими глазами.