Олег Шишкин - Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса

Собственно, и современники – в частности, поэт Максимилиан Волошин (большой поклонник Блаватской) – находили в этой росписи элементы буддистской экзотики. Волошин писал: «Из всех вещей Рериха наиболее заинтересовал меня эскиз запрестольной стенописи для талашкинской церкви под именем “Царица Небесная на берегу Реки Жизни”. Пламенные, золотисто-алые, багряные, рдяные сонмы сил небесных, стены зданий, развертывающихся над облаками, посреди них Царица Небесная в белом платье, а внизу неяркий земной облачный день и студеные воды будничной реки жизни. Что странно поражает и, быть может, привлекает в этой композиции – это то, что, хотя все элементы в ней, по-видимому, византийские, она носит чисто буддийский, тибетский характер» [55] Волошин М. А. Собрание сочинений. – М., 2007. Т. 6. Кн. 1. – С. 397. . А критик Ростиславов, возможно посвященный Рерихом в тайные подробности проекта, указывал: «Несмотря на византизм богатой одежды, в характере лица и фигуры “Царицы Небесной”, например, что-то индийское, восточноазиатское». В богатстве красок древней иконописи с отзвуками тонов Михаила Врубеля внесены эмалевые переливы красок Востока, Персии, Индии – столько оригинальный оттенок общего стиля» [56] Ростиславов А. А. Н. К. Рерих. – СПб., 1918. – С. 57–58. .

«Русская пифия» Елена Ивановна позднее так объясняла образ, созданный мужем, и его необычное происхождение: «На Востоке культ Матери Мира, богини Кали или Дурги очень распространен, а в индуизме, можно сказать, он является преобладающим. Но даже среди других сект можно встретить больше почитателей Великой Матери, нежели других Аспектов Божественных Сил. В Монголии и в Тибете очень чтут Дуккар или Белую Тару и прочих ее сестер – Тар. Во всех древнейших религиях женские божества почитались самыми сокровенными» [57] МВ АМР, PEIR-053. Л. 133–134 (об.). .

В изданном в 1929 году первом англоязычном издании «Алтай-Гималаи», когда прятаться от Русской православной церкви уже было не нужно, Рерих прямо указывает, кто кроется за необычным образом: «Могольские [58] Могольские – принцессы из династии Великих моголов, падишахов, правивших на севере Индии в период с 1526 по 1857 годы. царицы носили почетный титул Мириам. Мириам, Мария, Матерь Мира. Уже давно древнейшие забытые храмы славословят ожидание новых эпох. В древнем городе Киш недавно найден храм Матери Мира» [59] Roerich N. Altai-Himalaya. – New York. – Р. 34–35. Но в первом советском издании 1974 года эта фраза полностью была опущена. . Объясняя смысл работы своей последовательнице Зинаиде Лихтман-Фосдик, художник был еще более прямолинеен: «Матерь Мира – издревле существующий культ Изиды или Иштар» [60] Фосдик З. Г. Мои учителя. Встречи с Рерихами. – М., 1998. – С. 236. .

Несмотря на формальное использование византийских канонов композиции, инородность и чужестранность образа, созданного Рерихом на стене храма, была очевидной для каждого православного. И до такой степени, что законченный храм в 1914 году церковные власти освящать не разрешили. Это был настоящий скандал.

Впрочем, в интерпретации исследователя рериховского творчества Павла Беликова это произошло якобы потому, что Царица Небесная, она же Матерь Мира, стала у художника «не смиренной родительницей божественного младенца, а творящим началом мирозданья, своего рода Пракрити индийской философии, отождествляемой часто с женским началом и материальной структурой мирозданья. Не случайно духовенство возражало против размещения “Царицы Небесной” в алтаре храма» [61] Страны и народы. – М., 1972. – С. 213. Вып. XIV. Кн. 3. . Советская ученая Журавлева справедливо отмечала новаторство, не приветствуемое в росписях православных храмов: «Матерь Мира – образ, не существующий в древнерусской иконографии, и, несомненно, восходит к Востоку. Даже в ее изображении наглядно присутствуют эти черты. Сложенные перед грудью руки напоминают традиционный индийский жест – намасте» [62] Журавлева Л. С. Талашкино. Очерк-путеводитель. – М., 1989. – С. 150. .

В очерке «Памятки» инцидент в Талашкине Рерих вспоминает своеобразно, на свой лад: «Однажды в Смоленске поспорили, зачем в алтаре “Царица Небесная”, но я настоял и обошлось» [63] МВ АМР, NKR-270. Л. 50. . «Обошлось» означает, что священники не приняли роспись в целом. Так и стоит до сих пор храм в Талашкине, не став церковью…

Придуманный там иконоподобный образ Матери Мира будет повторен Рерихом не раз, с разным положением рук: от намасте до благословляющей длани.

В дальнейшем эта мрачноватая неканоничная Мадонна, вкупе с откровениями «русской пифии», прочертят нашему герою маршрут к красной гробнице на центральной площади Москвы. Ради этого ему суждено будет пройти опасный путь по тропам Срединной Азии и даже найти могилу той самой талашкинской «Матери Мира» в западно-китайском Кашгаре.

Весной 1906 года происходит крайне важное с социальной точки зрения событие: Рерих занимает освободившийся пост секретаря Общества поощрения художеств. Его назначение лоббировал влиятельный критик Стасов. Новый пост дает Николаю Константиновичу множество карьерных преимуществ. Он становится действительным статским советником, высокопоставленным сановником, влиятельным администратором, обращаться к которому теперь следует «Ваше Превосходительство». Это была должность, открывшая ему путь в Зимний дворец, ведь патронессами Общества поощрения художеств были ближайшие родственницы императора – великие княгини.

Не менее важным следствием возвышения стала служебная квартира в центре Петербурга, по адресу набережная Мойки, № 83, прямо в здании Императорского общества поощрения художеств. Это не просто привилегия, но и выигрышная локация: его гостиная становится местом встреч с высшими чинами государства. А значит, и оформлена она должна быть максимально статусно.

Главным украшением апартаментов должны были стать картины. Но не эпатажных современников, неважно – врагов или друзей, а уважаемых «старых мастеров».

Во многих биографических работах, связанных с судьбой Рериха, уделяется недостаточное внимание его художественной коллекции, состоявшей из работ других авторов. Обычно она возникает где-то на периферии повествования. И лишь авторы первой биографии Беликов и Князева (серия ЖЗЛ, 1972) сообщают нам некоторые подробности этого увлечения, которое в наш меркантильный век назвали бы и формой инвестиций.

Рериховская художественная коллекция, по всей видимости, берет свое начало с увлечений его отца. Вкусы Константина Рериха были предельно консервативны, хотя, будучи успешным юристом, он мог бы себе позволить и более представительное собрание. Собирать с размахом стало уже делом сына, у которого было и художественное образование, и нюх отыскивать в дореволюционном Петербурге картины, которые остаются любопытными и ценными даже сегодня, более века спустя.