Эмма Выгодская - Опасный беглец

Муллы стоят по правую руку Ходсона, богатые купцы, именитые граждане, в седых бородах, в шелковых чалмах.

Сикхи выстроились позади, – почетная стража саибу, отряд сикхов, с начальником во главе.

По левую руку майора стоит сипай, молодой, испуганный, бледный.

– Смотри! – говорит сипаю тощий саиб. – Смотри зорко, сипай!.. Если пропустишь главного Панди, – петля. Смерть у пушечного жерла даю тебе, – почетную смерть, если найдешь и укажешь.

Сипай смотрит. В глазах у него рябит. Так много панди перед ним. Как найти того, самого главного?..

Их ведут связанными по десяти человек по главной улице, мимо майора.

– Смотри! – велит сипаю майор. – Если не найдешь Панди, – петля!

Хорошо знает Индию Ходсон-саиб. Сегодня всё утро он бился с этим сипаем. Нелегкий разговор.

– Мы никого не щадим! – сказал Ходсон. – Всем вам, бунтовщикам, приготовлена казнь. Хочешь остаться в живых? Укажи мне, где самый главный Панди, и я дарю тебе жизнь.

Нет! Ценой жизни сипай не выдавал своих.

Но майор Ходсон знает Индию.

– Ты брамин, – говорит майор. – Для тебя у меня приготовлена петля! Мехтар низкой касты будет вешать тебя, и душа твоя после смерти будет скитаться по земле, не находя покоя.

Сипай задрожал.

– Не надо, Ходсон-саиб! – сказал сипай.

Смерть от веревки для индуса – позорная смерть. Так умирают отверженные.

– Дай мне хорошую смерть! – взмолился сипай. – Расстреляй меня из пушки, Ходсон-саиб! И душа моя после смерти обретет покой.

– Заслужи! – сказал Ходсон. – Мы не можем найти вашего главного бунтовщика ни среди мертвых, ни среди живых. Укажи нам Панди, укажи главных зачинщиков, – получишь хорошую смерть. Почетную смерть получишь, у пушечного жерла.

Сипай поник.

– Хорошо, я буду искать его, саиб.

Бедный безыменный сипай, он выдавал своих не за жизнь, а за почетную смерть!

И вот он стоит под навесом, по левую руку майора, и смотрит на тех, кого ведут.

Отведенные назад, за спину, и перетянутые веревкой руки мелкой дрожью дрожат у сипая. Он глядит на тех, кого ведут, и ему кажется, что он теряет разум.

Их выводят из склепа по десять человек, каждые десять связаны вместе одной веревкой.

Пятьдесят восемь часов они пролежали в темноте, в подземелье, один на другом, задыхаясь от недостатка воздуха, от сырости, от тесноты. Это те сипаи, которые последними вошли в подземный ход и не успели добраться до Селимгура.

Взрыв завалил выход к форту, и последние сто двадцать человек остались в темных переходах под землей.

Там нашел их Ходсон, и теперь их ведут на виселицу, всех до одного.

– Зачинщиков отделить! – приказал генерал, и майор Ходсон ищет самых главных бунтовщиков. Для устрашения прочих им будет особая казнь.

Сипаев выводят по десять человек, ведут к площади мимо майора.

После бессонных ночей, утомления после штурма, боев, после подземелья, они шатаются, как пьяные, глаза у них болезненно блестят.

– Улыбаться! – велел им майор-саиб.

Он хочет узнать Панди, главного Панди, по изуродованным зубам.

Они идут, широко улыбаясь, показывая зубы майору. С улыбкой на виселицу, – шествие сумасшедших.

Ходсон сидит под навесом, зорко смотрит каждому в лицо.

– Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб! – смеясь, они приветствуют его.

Проклятые индусы, они не боятся смерти!

– Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб!..

Босые ноги приплясывают в ритм; связанные веревками, они пляшут вместе, по десять человек.

Песня рождается в этом ритме, они поют:

Партия идет за партией, улица пуста, сикхи молча стоят позади; город мертв, даже купцы молчат по правую руку майора.

– Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб!..

Сикхи угрюмо стоят позади, впереди их начальник, акали, в высокой остроконечной шапке, весь в сбруе из четок, с черной бородой.

– Что, сикхи Пенджаба!.. – кричат идущие мимо. – Поможет вам ваша богиня Девани, когда и вас поведут на казнь?

Сикхи молчат. Их бородатые лица мрачны. Может быть, они вспоминают 48-й год и взятие Мултана?

– пляшут осужденные.

Вот один, молодой, идет в веревках впереди. Он улыбается широко, у него блестят глаза. Лалл-Синг улыбается не потому, что велел майор. Он смеется и приплясывает в веревках.

В городе знают эту улыбку, эти блестящие глаза.

– Главных бунтовщиков называть! – приказал майор.

Торговец сухим навозом стоит среди купцов. Он помнит, как этот самый сипай гнал его на базаре из обжитого угла. Торговец наклоняется к майору:

– Бери этого, Ходсон-саиб!..

– Отделить!.. – велит майор.

Лалл-Синга уводят.

Партия за партией идет и идет.

– Где Панди? Самый главный Панди! – требует майор.

Сипай по левую руку майора бледен от страха. Панди нет, он не может его найти. Панди нет ни среди мертвых, ни среди живых.

– Как его найти? Он дьявол… Оборотень… – шепчут купцы.

Муллы смотрят зорко из-под седых бровей:

– Нет, Панди нет среди них.

– Шайтан! – шепчут муллы. – Он ушел под воду или обернулся в дым и пламя и вылетел в жерло своей большой пушки.

Вот невысокий человек идет, перетянутый веревками, – в ряду других, как брат среди братьев. У него синие глаза европейца. Макферней последним ушел в подземный ход и теперь, со всеми вместе, его ведут на казнь. Обрывки белой шляпы на седых волосах Макфер-нея, пятна лихорадки на измученном лице. Купцы узнают его и молчат. Купцы оборачиваются к своим муллам, – молчат и муллы. Это хаким – особенный человек, он лечил их больных. Даже муллы не хотят указать Макфернея. Но сипай у левого плеча Ходсона делает шаг вперед.

– Где Панди? Давай нам Инсура-Панди! – говорит ему майор. – Иначе будешь болтаться в петле.

– Я дам тебе другого, саиб, – шепчет сипай. – Я дам тебе другого, за хорошую смерть. Вот идет человек твоего народа, саиб, а ты не умеешь его отличить!..

– Европеец!.. Среди презренных сипаев? Европеец среди бунтовщиков?.. – Ходсон забывает даже о Панди, о главном мятежнике. Ходсон делает знак, и Макфернея уводят отдельно.

«Джин-Га-Джи, Джин-Га-Джи», – пляшут осужденные.

Вот уже все прошли. Панди нет среди них.

– Оборотень! – шепчут купцы. – Шайтан!..

Дома города темны, по вечерам в них не зажигают огни. Утром не вертятся жернова домашних мельниц.

Кошки разжирели, питаясь трупами убитых быков и мулов.

На главной площади, на гранитной плахе, лежат семь казненных: это сыновья и внуки шаха, по приказу Вильсона выставленные на устрашение горожан.

Смрад стоит над Дели от неубранных трупов.