Микаэл Ханьян - Черный монастырь. Книга вторая: Беатрис

Разброду было много, особенно поначалу. Вспоминали старые обиды и давние ссоры, напоминали про старые долги. К Беатрис потянулись недовольные. Спокойно выслушав каждого, она всем отвечала одно и то же: крепость для всех, поэтому и жить здесь вправе каждый. Кому не нравится – может селиться за стенами. Поворчав, островитяне свыклись с мыслью о том, что теперь придется жить кучнее и что прежняя жизнь осталась в прошлом.

Но был среди обитателей крепости человек, с присутствием которого не хотел мириться никто. Звали его Крюшон.

***

Настоящее имя Крюшона не знал никто. Эта кличка* пристала к нему, как репей, но, в отличие от цепкого соцветия, избавиться от нее уже не удалось.

Вечно шелудивый, одетый в лохмотья, с косматой гривой и заплеванной бородой, Крюшон внушал островитянам целый букет чувств, ни одно из которых не было пронизано духом братской любви или хотя бы терпимости. Над ним издевались, его прогоняли палками и рогатинами, в него бросали камнями, а один раз, спящего, даже облили помоями.

Такое неприятие объяснялось не только его скотским состоянием, но и манерами. Излюбленной его проделкой было выскочить из-за угла и отчебучить какую-нибудь мерзкую шутку – например, снять штаны и показать свой тощий, давно не мытый зад. Или забраться в чью-нибудь лодку и превратить ее в отхожее место, из-за чего рыбаки его однажды чуть не убили – Крюшону удалось увернуться, и весло лишь перебило ему левую руку, которая несколько недель болталась, как плеть.

Никто не знал, сколько ему лет. Тощего и сморщенного, как старый гриб, его считали и называли стариком уже добрых тридцать лет. Жил он в лесу, в какой-то норе, питаясь неизвестно чем. Правда, он никогда не побирался. Более того: если какая-нибудь сердобольная душа пыталась подать ему кусок, он приходил в ярость и долго сыпал проклятиями, изрыгаемыми из беззубого рта.

Единственным человеком, которого он подпускал к себе, был Хильбод. Аббат вёл себя с ним совсем не так, как с остальными: обращаясь к сумасшедшему, он становился строгим и даже властным. Такой тон действовал на старика самым неожиданным образом: притихнув, он слушал настоятеля, часто моргая и внимательно рассматривая собеседника. Он никогда не отвечал, но после «разговора» с Хильбодом исчезал и в течение нескольких дней не тревожил островитян своими выходками.

На время строительства крепости Крюшон угомонился и нередко, стоя поодаль и почесываясь, наблюдал за работами. Порой он что-то бормотал себе под нос, хватал палку и начинал чертить на земле одному ему понятные фигуры.

Когда строители начали заселять крепость, Крюшон вновь потерял покой, то и дело появляясь в самых неожиданных местах. Его прогоняли, но он снова подходил к частоколу, задирая косматую голову и рассматривая зубцы. А вскоре он и вовсе обнаглел: попытался как ни в чём не бывало пройти во внутренний двор вместе с очередными переселенцами, в результате чего был крепко побит. Оклемался он лишь к вечеру, после чего исчез.

Больше о нём никто не слышал.

К началу весны крепость была полностью заселена. Ремесленники и кустари обосновались вдоль главных проходов; жилые постройки разместились у стен. Так появились две улицы – длинная и короткая: короткая начиналась от главных ворот и проходила с запада на восток, а длинная пересекала крепость с юга на север. В отличие от остальных обитателей, Беатрис поселилась у стены, в северо-восточном углу, в единственном двухэтажном помещении, верхний этаж которого был вровень с верхушками ограды. Отсюда было хорошо видно то, что происходит за пределами крепости.

***

Через какое-то время хозяйка крепости решила проверить состояние потайного коридора. Не успела она приподнять крышку люка, как в нос ударил едкий, зловонный запах. В поисках источника этого зловония она натолкнулась на груду лохмотьев, среди которых в тусклом свете лампады разглядела Крюшона: старик дремал, вздрагивая и бормоча что-то во сне.

Как он сюда попал, осталось загадкой. Но не это беспокоило Беатрис: она прекрасно знала об отношении островитян к безумцу, однако считала несправедливым лишать его той защиты, которую давала крепость. Поэтому, растолкав Крюшона и подождав, пока тот перестанет вопить и размахивать руками, она предложила ему остаться в крепости, но так, чтобы об этом никто не знал. Старик слушал ее, опасливо косясь на лампаду, но больше не хулиганил.

На следующий день она соорудила для него нечто вроде утепленного чулана, достаточно большого, чтобы в нём можно было не только спать, но и прохаживаться.

Трудней пришлось с отхожим местом: потайной коридор большей частью находился ниже уровня земли, что не позволяло сбрасывать нечистоты наружу или вниз. Немного подумав, Беатрис смастерила нужник оригинальной конструкции, позволявший опорожнять отходы человеческого тела в специальную яму, которая после каждого использования присыпалась песком, стоило только потянуть за шнур.

В течение двух дней Крюшон, насупившись, наблюдал за ее работой, прижав к груди груду лохмотьев. За всё это время он не притронулся к еде, которую хозяйка принесла для себя и старика. Правда, когда Беатрис вернулась сюда через несколько дней, корзинка с провиантом была пуста.

С тех пор хозяйка раз в три дня наведывалась в потайной коридор, оставляя рядом с чуланом еду и питье. Эти странные, безмолвные отношения продолжались до лета, когда очередной визит норманнов заставил островитян забыть и прежние обиды, и сумасшедшего старика Крюшона.

К появлению данов готовились тщательно. Уже в конце мая вдоль всего восточного побережья было устроено несколько сторожевых площадок, на которых с начала июня, сменяя друг друга, дежурили «смотрители». Кроме того, хозяйка крепости предприняла некоторые шаги для защиты самой уязвимой, южной части острова, где находилась бо́льшая часть соляных бассейнов. Поскольку даже наличие смотрителей, которые должны были подавать особые сигналы при виде приближающихся данов, не позволяло южанам вовремя добраться до крепости, Беатрис навестила одного из солянщиков и объяснила, как соорудить простое укрытие, в котором можно было бы переждать очередной набег. Позднее такие укрытия, рассчитанные на несколько человек и совершено незаметные для постороннего глаза, возникли по всему острову.

В самой крепости на всякий случай приготовились к длительной осаде, поскольку не знали, долго ли пробудут на острове непрошенные гости. Были заготовлены съестные припасы, нарублены дрова, наточены инструменты. Появились желающие запастись оружием, но Беатрис сразу дала понять: тот, у кого будет найден меч, лук или арбалет, будет тотчас выселен из крепости. Хильбод был несказанно рад такому решению и взволнованно процитировал соответствующее место из евангелия от Матфея.