Дмитрий Денисовский - Янтарный ветер

На месте взрыва также собрал твои вещи в чемодан и нашёл обгоревший портфель с документами. Всё это я позже принёс сюда. Насчёт портфеля не переживай, не интересует он меня, разве что в любознательных целях!

Последнюю фразу Карлис произнёс, видя, как напрягся Александр после его слов о портфеле. Потом он продолжил уже без пауз:

– До ближайшего жилого хутора – несколько километров. Я иногда хожу туда. Старики, живущие там, вполне доброжелательно относятся ко мне, помогают в чём могут. Сын их погиб на восточном фронте, поэтому они не слишком рады советской власти и предупреждают меня о местных событиях и облавах против латышских партизан в этих краях. Иногда у них меняю шнапс на хлеб, козье молоко и картошку. В общем, тут пока довольно безопасно, и думаю, нас не потревожит никто ещё довольно долго. Но война закончилась, и, похоже, советская власть вернулась надолго, поэтому надо самому позаботиться о своей дальнейшей судьбе, никто не поможет. От ваших мне снисхождения ждать бессмысленно, точно лоб зелёнкой помажут. Здесь тоже очень долго скрываться не позволят – рано или поздно ваши и сюда пожалуют. Был у меня один продуманный, но очень рискованный план, поэтому и шёл специально в эти края. Но теперь у меня есть ты, и это обнадёживает. Стоит поразмыслить, как быть друг другу полезными в этой ситуации. Повторю, война закончилась и не стоит нам теперь вспоминать, как мы смотрели друг на друга через глазки прицелов. Жизнь продолжается, новая жизнь! Я тебя выхожу, поставлю на ноги, но и от тебя жду не благодарности, нет, а возврата долга – простого человеческого долга, извини за патетику. Согласись со мной, если бы я тебя не подобрал в лесу, ты кровью бы истёк и местным хищникам на корм бы пошёл.

– Ну, положим, ранение моё твоих рук дело. Не заминируй ты дорогу, не пришлось бы за мной ухаживать.

Александр сказал это спокойно, не желая спорить с хозяином избы. Не в том он был ещё состоянии, чтобы спорить, осознавая свою беспомощность и временную зависимость от врага. А вот то, что говорящий был ему врагом и, несмотря на свой миролюбивый тон, врагом лютым и безжалостным, Александр осознавал чётко. Понимал он, конечно, что его жизнь в теперешнем и безоружном положении зависит от хозяина избы. Прекрасно понимал, если Карлис захочет покончить с ним, большого труда это ему не составит. Поэтому, чтобы несколько сгладить обстановку, Александр спросил:

– Как долго думаешь меня тут держать?

Его вопрос как будто бы обрадовал Карлиса. Хотя никакого согласия от Александра он не получил, но продолжению разговора был явно доволен и продолжил своим слегка хрипловатым голосом:

– Ты, гражданин начальник, не торопи события и не обижайся. Относись к этому как к неизбежным обстоятельствам, как к военной необходимости. Поставь себя на моё место. Как ещё я могу защитить себя и сохранить себе жизнь? Я, между прочим, не иду мстить и убивать приспешников вашей власти, в отличие от многих моих братьев по оружию. А вот причин для мести у меня предостаточно, поверь! Захочешь, расскажу потом. И жалости от тебя не жду. Знаю, что такое чувство вам – контрразведчикам – неведомо. Поэтому и предлагаю в этих обстоятельствах быть друг другу полезными, и только! И ещё один немаловажный для тебя аргумент – если всё пройдёт, как я предполагаю, никто о нашем временном «пакте о ненападении» не узнает, и ты вернёшься к прежней жизни. Мало того, сведения, которые я тебе сообщу после того, когда ты выполнишь свою роль, будут очень полезны твоему командованию, и ты сможешь распорядиться ими по своему усмотрению. Ну что, согласен на такой расклад?

Карлис задал последний вопрос, одновременно протягивая кружку со вчерашним отвратительным на вкус, но полезным отваром, который он налил из закипевшего чайника. Александр немного приподнялся выше к изголовью кровати и лёжа взял кружку, из которой шёл густой пар. Маленькими глотками стал отпивать, морщась то ли от резко горького хвойного вкуса, то ли от слишком горячего содержимого. Странно, но вкус напитка явно отличался от вчерашнего. К вкусу хвои и валерьяновых корней добавились какие-то другие травяные привкусы, которые, впрочем, не сильно смутили Александра. Из знакомых привкусов он почувствовал только мяту и ещё, наверное, чабрец.

Он был доволен паузой в разговоре и не видел необходимости отвечать. Он нуждался в некотором времени, чтобы осмыслить и обдумать сказанное Карлисом.

Возвращающаяся наконец-то память и жизненный опыт военного лихолетья подсказывали Александру не верить этому человеку. Но какой у него был выбор? Медленно всплывали в памяти эпизоды упомянутого уже допроса. И всё то, что вспоминал о нём, ещё сильнее убеждали, что перед ним опытный, умный и хорошо обученный противник, на руках которого кровь не одного бойца Красной Армии, готовый хладнокровно убивать и дальше, не щадя и не испытывая никаких мук совести.

Но и сам Александр не был обычным, рутинным исполнителем команд своих военных начальников. Его специальная подготовка контрразведчика «Смерш» давала ему возможность быть не просто подневольным персонажем последующих событий, а начать самостоятельную игру с противником на его поле, с обязательной последующей победой, в которую он, Александр, верил, даже несмотря на временные трудности с физическим состоянием. Он чувствовал, что голова его светлела, память довольно быстро возвращалась, и это, конечно, придавало уверенности и спокойствия. Его с Карлисом противостояние началось с явной форой у противника, но это было знакомо и привычно Александру. Пауза с ответом явно затягивалась, и он произнёс:

– Похоже, выбора у меня нет. Давай только разговоры пока отложим, спать хочу, и голова немного кружится.

Очень ему нужна была сейчас отсрочка, какое-то время для анализа ситуации и прогноза дальнейших действий. Он протянул выпитую кружку Карлису, тот её взял и, выплеснув остатки хвои и кореньев в приоткрытую дверь, поставил на стол. Александр закрыл глаза, и Карлис, увидев это, сказал:

– Ну вот и ладно, поспи, поспи. Это тебе на пользу. Проснёшься, продолжим.

Александр лежал с закрытыми глазами пытаясь упорядочить и разложить по невидимым полкам свои мысли, всё больше обретающие прежнюю твёрдость, и взвешивая все прочие возможности.

Он услышал, как на опушке леса гулко закуковала припозднившаяся кукушка, перебивая редкие и тихие голоса других птиц. Почему-то не успевшая улететь в тёплые края кукушка кому-то долго доказывала своё право пребывания в осеннем лесу. Александр как-то неосознанно вспомнил народные поверья, связанные с этой птицей, которые рассказывал ему дедушка в деревне. Деревенские жители верили, что кукование вблизи жилья считается предвестником неурожая, а на крыше дома – болезней, пожара или смерти. Верили также, что если услышишь кукушку, кукующую тебе в глаза, будешь плакать, а если в спину – умрёшь, особенно если она кукует на заходе солнца. Александр никогда не верил в приметы и попытался отогнать эти зловещие поверья, всплывшие в его памяти. Попробовал ненадолго переключиться на более необходимые ему воспоминания, от которых зависела его жизнь.