Татьяна Иванько - Золото. Том 3

– Я хотел видеть, хотел ЗНАТЬ, хотел открыть что-то для себя, но я запутался окончательно. То ли это шутки наших сознаний, но тогда почему одни и те же для двоих?… Даже… – я обернулся к ней, – даже волосы твои… то кудрявые, то гладкие, как были в детстве… Ава…

Я смотрю на неё, боясь увидеть отвращение, ненависть в её глазах. Даже, если они мелькнут лишь на мгновение…

– Ненавидишь меня теперь? Что я… воспользовался вот так? Обманул тебя. Он сказал, что я могу войти без тебя, он открыл всё, тебе необязательно было входить, всё открыла наша кровь… Но я хотел тебя… Хотел, чтобы… Поэтому не оставил.

Она села тоже и, так же как и я, обхватила себя за колени, мотнула головой, не глядя на меня, куда-то в туманную даль:

– Я хотела. Быть с тобой. Отдаться всему без оглядки. Тебе. Слышишь?..

Вот это стоит дорого. Дороже всего. Всего остального, что надеялся получить, заманивая её.

– Ава… – я протянул руку к ней, она не отодвинулась, прильнула к моему плечу.

Но… Я почти ненавижу этот город, не могу не вспоминать о том, что из-за Явана мы здесь…

…Спасибо, мы снова у меня в тереме. В горнице, где обычно я принимаю гостей.

– Дай надеть, хоть что-нибудь, а? – попросила Авилла, перебрасывая волосы вперёд. – Ходим как звери…

Я открыл сундук, задачка, конечно, одежду ей у меня найти. Будь сон, тут же нашлось бы, но где там, мой сундук – штаны, рубахи… ну, вот какая-то длинная рубаха… и сам надел что-то в том же духе, чтобы мы не отличались слишком друг от друга, и оба мы по-прежнему босые. И лохматые.

Я налил мёда в золотые кубки.

– А всё-таки мы и поели, – усмехнулась Ава, – а ты смеялся надо мной. Даже ходили по нужде.

– И не раз! – засмеялся я. – то ж удивляться, это мы, не души, а мы целиком.

Мы долго смеялись, вспоминая, как мы искали на Солнечном холме для этого дела потайное место…

– Если мы всё поняли, значит, всё это иллюзия, странное наваждение…

– Иллюзия?.. Мы сразу ЗНАЛИ, – она взяла тяжёлый кубок, он качнулся, угрожая пролиться. – Нет? И потом… где ж иллюзия, – она улыбнулась, немного смущённо опустив веки, – Бел, мне даже больно сидеть… никакой иллюзии, всё на самом деле.

Я не смущён, я счастлив этим…

– Думаешь это мой терем?

– Конечно и одеяло твоё, – она кивнула одеяло, лежащее неровным комом поперёк лавки. – Перепачкали вон травой… песком и тиной в Ганеше.

Но вздохнула, поднялась из-за стола:

– Где гребни у тебя, лохматые мы оба, колтуны собьются вот-вот.

Я поднялся и принёс гребень и щётку. Гребень из бивня древнего слона, что пасли когда-то и наши предки и которые все погибли тогда же, когда затонул весь древний материк в океане. Но костей этих удивительных зверей, никогда не невиданных нами, находилось в изобилии до сих пор. Он гладкий, белый, скользкий и тёплый, как и все костяные вещи.

– Я расчешу твои волосы, а ты мои, идёт, Белуша? Белуша-Горюша, засмеялась она. – Как тебе больше нравится, «Белуша» или «Горюша»?

– Мне всё нравится, все эти смешные глупые прозвища, что ты придумываешь для меня, – чувствуя прилив счастья в животе, сказал я.

Она улыбнулась:

– Садись, милый.

А сама встала за моей спиной, погладила меня по волосам, касаясь, кончиками пальцев висков, лба, шеи, разобрала волосы, и стала осторожно и бережно расчёсывать, чуть-чуть шелестя волосами, не выдёргивая, распутывая образовавшиеся узелки.

– Знаешь, что я думаю, Горюша, я думаю, мы задаёмся не тем вопросом. Мы не должны думать, ГДЕ мы, тем более, что мы оказываемся всё время в каких-то местах, где бывали, ничего необычного. И мы не должны думать, КАК мы оказываемся то в одном месте, то в другом, Он прав, мы не поймём, это тупик. Мысленный тупик. По-моему… по-моему, мы должны подумать ЗАЧЕМ?

Я вздрогнул, я знаю, зачем я здесь. Вернее знал. Или это не всё. Ведь ничего не исчезло до сих пор, значит ещё не всё…

И тогда я вдруг вспомнил, что спросил, но не дал ответить. Я вспомнил, что я хотел знать не только загадки мироздания и древней магии, но и её загадку. Как ей удалось выжить? Выжить и не распасться? Без этого ответа, все разгадки неполны для меня.

– Так как ты научилась плавать, Ава? – спросил я.

Она остановилась с расчёсыванием. Положила тёплые ладони мне на плечи:

– Думаешь, это то, о чём мы должны говорить сейчас?

– Я не знаю… Думаю, что да. Как я понял, тут не происходит ничего случайного.

Ава вздохнула:

– Готов, прекрасноволосый Белогор, – сказала она, отдавая гребень мне.

– Я ведь вообще не знаю, что было с тобой последние восемь лет. Расскажи мне всё, Ава.

Она опустила голову:

– Для «всё» не хватит и года…

Ава посмотрела на меня с такой улыбкой, что злые кошки заскребли мою душу, опять я почувствовал, как виноват, что у неё такая улыбка и такие глаза сейчас.

– Но хотя бы о том, как я научилась плавать… – она посмотрела на меня. – Остальное само нарисуется в твоей голове, потому что этот случай всего лишь один из тысяч других. Тысяч, Горюшка…Так-то…

Она села на лавку, а я взялся за расчёсывание её кос, как договаривались… Когда она была малышкой, нередко случалось, что я заплетал ей волосы, подвижная и бойкая девочка, часто оказывалась неприлично растрёпанной, мамкам её было не догнать, ко мне же в руки она всегда шла с радостью. Садилась на колени, и я плёл ей косы. Они тонкие, шелковистые были тогда. Теперь сильнее, гуще, теперь вьются… то поддаются, то нет, то цепляясь за пальцы, то послушно скользя.

– На ладье, на которую я сдуру напросилась, поверив в добрые стариковские глаза хозяина, кроме меня плыли ещё несколько человек. Торговая ладья, продали рыбу, возвращались с юга, нагруженные тканями, мешками с вялеными и сушёными фруктами, чёрт его знает, чем ещё, эти-то тюки по палубе были расставлены в большом количестве. Я спешила уехать из Озёрного, к тому же опасалась пойти одна пешком, хотя хаживала из других городов, но не в тот раз. А обоза с Солнечного двора не предполагалось ещё неделю… Это к тому, что в это время, я научилась уже перемещаться по городам и весям. Но с ладьёй вышла промашка, впрочем, научившая меня многому: не верить симпатичным улыбчивым старикам, прислушиваться к разговорам всех и всегда, ну и плавать… – она вздохнула, но не тяжко – всё пережито. – На палубе сидели ещё две старухи и ели варёное сало с ржаными лепёшками, закусывая луком. Я не была голодна и с собой у меня была припасена еда, это я тоже умела уже, но вкусные запахи плавали над палубой, не давая покоя не только мне, но и остальным. Старухи, впрочем, не жадничали и угостили купчишек и рыбаков. Насытив желудки, они захотели развлечения поострее свинины… Я привыкла не спать и спать вполглаза, я привыкла одеваться скромнее любой старухи и прятать лицо и косы, но им было всё равно какова я…