Геннадий Антонов - Боярин Волк. Живи, брате!

– Погоди, погоди… Почему Перун, а не Один?

– Ну хотя бы потому, что я не свей, а ободрит. Есть такое славянское племя. Не слыхал?

– А имя?

– А имя волхвы дали, там у всех имена на свейские похожи. Так принято.

Сергий покивал, задумавшись, но решил не отвлекаться пока.

– А как же тогда сироты? – спросил Сергий заинтересованно.

– А что сироты? – удивился Свенельд. – Так же, как и все остальные. Коли никто в их жизни матушку не заместит, то любят выдуманную, коли настоящей не помнят, и всегда она самая хорошая, и никто никогда не признается, что выдуманная, потому как сами в это уверовают. Отцами в лучшем случае гордятся, уважают и признают за образец, а матерей просто любят. Любят, конечно, и отцов, но иначе. Только у тебя, боярин, всё это ещё впереди – и любовь, и её понимание.

– А из-за чего ты с тем угром повздорил? Если не хочешь или не можешь, не говори, это твоё дело.

– Ну почему же не могу? Мне скрывать нечего, – усмехнулся Свенельд. – Я просто в подробности вдаваться не буду. Из-за женщины. Нет-нет, – загородился он рукой, – я её даже не знаю, видел несколько раз на торгу и только. Да слышал однажды, как кто-то из наших назвал её вдовой. А когда он по-угорски отозвался о ней грязно, я ему по-угорски и ответил, кто, по-моему, он. Его вои было кинулись на меня, да наши не дали им сделать больше трёх шагов, мечи достали. Ну а когда нас к князю привели, на княжий суд, стало быть, я его слова при князе повторять не стал, чтобы не позорить, а на поединок его вызвал. Отказаться ему было невозможно, да и гонор ещё не остыл, а может, испугался, что я в случае отказа всё до конца расскажу. Весь торг в свидетелях, да и по-угорски многие понимают, не дадут соврать. Вот ретивое и взыграло. А князю получился ущерб – посла, присланного к нему, убили на поединке. У него тоже взыграло, но казнить-то меня не за что, я ж по-честному всё, при нём же, вот и он тоже сгоряча и разорвал договор. Потом-то он остыл, конечно, да только я уже не захотел, так и разошлись. Ну а угры, видать, не простили, выждали немного и кинулись вслед. Если бы не вы, наверно, у них получилось бы. Но опять им не повезло, опять свидетели есть, что они сами напали. Правда, тех троих я сам срубил, а когда хотел в лес нырнуть, они меня из лука и стреножили. Видно, очень им хотелось меня именно зарубить, а может, и отрубить чего в доказательство, что обидчик наказан. Кто знает?.. А может быть, просто не ожидали, что им помешают? Теперь уж не узнаем, последний-то сбежал. Но могли ведь и дотянуть, пока я кровью не изойду, да вы вмешались, и, надо сказать, вовремя, мечи мои уже раза в три потяжелели. Как только смогу, в ноги тебе за это поклонюсь.

– А кланяться в ноги мне незачем, я это должен был сделать. Да и никаких претензий ко мне быть не может – увидал татьбу (а как ещё это назвать, когда десять на одного?) и пресёк. Добро бы, налетали по одному, по очереди, я бы вмешиваться не стал, но проследил, чтобы всё было честно, – пожал плечами Сергий. – А лучше, как сможешь, научи меня двумя руками мечами владеть. Мало таких бойцов, а умение нужное и важное. Может и я бы не только князя защитил, но и сам отбился.

– Ну, поживём – увидим, – кивнул Свенельд. – Мне теперь тоже торопиться некуда, никто нигде не ждёт, ни кола у меня, ни двора, и дома, по большому счёту, тоже не осталось. А научить тебя, лучше бы, конечно, Аскольда попросить – вот кто мастер-то настоящий. Но, если живы будем, разыщу я его. Коли жив, он меня помоложе будет.

Так, за разговорами, и дотянули до ужина. А после, поскольку летом день длинен, ехали ещё часа четыре и на удобном месте расположились на ночлег. Русин организовал караулы не только по периметру, но и скрытые, в версте от лагеря в обе стороны по дороге, опасаясь возврата давешних мстителей в большем количестве. А пока ехали после ужина, Сергий опять завёл со Свенельдом давешний разговор, чтобы отвлечь его да и скрасить дорогу как себе, так и ему.

– А вот скажи, дядька… – повернулся Сергий к Свенельду, – Ты давеча священника поминал, ну, того, что на торгу челобитные пишет, переписывает, что принесут, и прочее. Раз он священник, так должен в приходе служить, а он – на торгу. Непонятно.

– Да я тоже сперва не понял. Раз священник, да рукоположенный, стало быть, в Византии учился, а туда абы кого не посылают, то денег стоит, и не малых, да и поручиться должен кто-то из церковного начальства. Но чем больше я о нём узнавал, тем больше удивлялся: почему он на торгу деньги обители зарабатывает, а не в приходе каком? Только он мне ничего об этом не рассказывал, окромя того, что в Византии учился, да не на кого-нибудь, а на богомаза. А послал его туда владыка Веспасиан, что владыкой Новгородским был допрежь Феофилакта, который владыка нынешний. И послал он его по просьбе его друга и учителя, Филарета. Был такой, но не на торгу, а в обители, убей, не помню, как называлась, и тоже отучившийся в Византии. Так тот и вовсе был учеником самого Алимпия, богомаза знаменитого, и тоже на богомаза выученный. А вот что там такое произошло, что они дальше не пошли по священнической стезе, не ведаю, не говорит. Я и Филарета знавал. Не то, чтобы я уж очень стар, просто отец Викентий, ибо так его зовут, довольно молод, ему нет и тридцати. Думаю, что ему лет двадцать пять или около того. А поскольку он вернулся всего года два как, да восемь лет учился, то и было это лет десять-двенадцать назад. Правда, отец Филарет умер уже лет восемь как. Видимо, вскоре после отъезда Михаила на учёбу (Викентием-то он стал позже, после рукоположения).

– Судя по тому, что ты рассказал, он очень много всего знает, – задумался Сергий, – и многому мог бы научить, а вместо этого знания его пропадают втуне.

– Ничего не поделаешь, так уж жизнь сложилась, – задумчиво покачал головой Свенельд. – Иногда так бывает, как у вас говорят: ты на гору, а тебя за ногу, – вот и пропадает у человека желание. Но какую он выписывает красоту, особенно когда переписывает что-нибудь. Загляденье! Или когда его просят разрисовать титлы и прочее – залюбуешься. Вот где искра божья пропадает впустую, – с горечью махнул рукой Свенельд. – А никому и дела нет.

– Да уж, совсем не по-хозяйски это, – согласился Сергий. – Потратить столько серебра, времени и труда и не воспользоваться плодами трудов. Нет, не по-хозяйски.

Лагерь вокруг уже начал затихать, готовясь отойти ко сну, когда они неожиданно обнаружили, что все уже улеглись спать.

– Ну ладно, дядька, давай спать, – сказал Сергий. – Утро вечера мудренее. Нам ещё долго ехать, ещё наговоримся досыта. Ты как? Раны-то не болят, не мокнут?

– Да нет. Ноют, конечно, но оно и понятно, а вот лекарка у вас – молодец. Дорогого стоит.

– Ну, тогда давай спать.

– Давай, – согласился Свенельд. – Денёк нынче выдался маетной, притомился я что-то.