Дмитрий Куликов - Перестройка. Как это было?

Что это означает? Что Брежнев, Андропов и Черненко опять извратили ленинизм. То есть в очередной раз – я уж не знаю, какой по счету, у нас извращают ленинизм. Потом выяснилось, что нужна какая-то другая плодотворная дебютная идея. И вот тут посыпалось как из рога изобилия. Хочешь – перестройка, хочешь – гласность, хочешь – ускорение. А паровоз-то дальше не поехал. Потому что нужна была реформа партийного аппарата. Горбачев ее вроде бы анонсировал: надо приводить молодых, старики не понимают изменившееся время, изменившиеся реалии. Но что получилось на самом деле? Ельцин, один из молодых, посмел покритиковать Горбачева за тоталитаризм – и тут же был буквально вышиблен из публичной политики. То есть декларировалось одно, а по факту оказывалось другое. Сама структура власти не позволяла тебе куда-то идти.

Г. Саралидзе:

Из того, что вы сейчас говорите, получается, что в руководстве, в элите было принято решение о необходимости омоложения. Но ведь это решение напрашивалось само по себе.

Д. Куликов:

Надо было продемонстрировать омоложение народу.

Я как раз в 1985 году в городе Днепропетровске все это наблюдал, когда перед армией немножко поучился в Железнодорожном институте. Туда Горбачев приезжал. Это была эйфория. Люди с восторгом рассказывали о том, как он выходил из машины, как жал руки. Как Раиса Максимовна зашла в магазин, как пожурила продавцов за то, что небогатый выбор конфет в кондитерском магазине на проспекте Карла Маркса. Все это передавалось из уст в уста с горящими глазами. В этом смысле народ с восторгом воспринял предложенную демонстрацию обновления. Это точно. И эйфория была довольно долгой. Я думаю, что она до 1987 года продолжалась…

Г. Саралидзе:

А эта эйфория возникла не из-за того, что их так красиво показали? Или люди ощущали, что так дальше жить нельзя, надо что-то менять?

Д. Куликов:

Понимаешь, что интересно? Ощущение, что надо что-то менять, было и у номенклатуры, и у народа. Но никто не мог сказать, что́ именно надо менять, по какому плану. Ведь китайцы свои реформы во многом проделали на рефлексии, на осознании, на осмыслении того, что происходило в Советском Союзе. И решение китайцев разогнать студентов на площади Тяньаньмэнь, жестко очень разогнать, несмотря на то что им санкции, изоляцию Штаты объявляли в это время, – позволило им не скатиться в хаос, в который скатились мы. Ведь по большому счету за все правление Горбачева ни одно решение не было проведено в жизнь. Ни одно!

А. Гаспарян:

Гласность если только. И то с натяжкой: (а) он ли был инициатором и (б) он ли проводил.

Д. Куликов:

Ну а что это за решение такое? Можно говорить всем обо всем. Ну, наверное, да. Когда можно говорить всем обо всем, в том числе и о тебе, а ты на самом деле не знаешь, чего ты хочешь и что ты делаешь, то ты становишься первой жертвой. Первое, что гласность обнаружит, – твою же некомпетентность.

А. Гаспарян:

Что и произошло в результате.

Д. Куликов:

И неподготовленность. Конечно. Ну а еще предлагалось ускорение научно-технического прогресса и ускорение темпов продвижения по социалистическому пути. И что?

А. Гаспарян:

Ну, в какой-то степени вернулись к сталинской модели артели – кооперативному движению. Другой вопрос, что джинна выпустили из бутылки, но никто не знал, что с ним делать. Потому что никакого здравого объяснения процесса не было. Ленин же ничего не написал по поводу кооперативного движения. С чем сверяться? Никаких других источников знания не было. А старики в политбюро призывали во всем сверяться с Лениным. Вот в этом и состояла парадоксальность ситуации. Советское общество привыкло верить агитпропу и газетам, но в жизни видело совершенно другое. И что получается? Тебе с высокой трибуны рассказывают о том, что Владимир Ильич написал в 1922 году в письме товарищу Бухарину, о котором ты вообще ничего не знаешь, а ты видишь пустые полки магазинов и понимаешь, что надо что-то менять. А кто должен менять?

Г. Саралидзе:

Ну, пустые магазины увидели чуть позже.

А. Гаспарян:

Хорошо, возьмем книжные магазины, которые по формальному признаку были наполнены литературой, но вовсе не той, которую жаждал увидеть советский читатель.

Г. Саралидзе:

Так вот после 1985 года-то они и стали наполняться. Как раз с книжными магазинами все произошло быстро.

А. Гаспарян:

Правильно! Только это стало возможно с расцветом кооперативного движения, когда стала, скажем так, кооперативная литература издаваться. Государство это никак не контролировало.

Г. Саралидзе:

Дело в том, что они запустили механизм, который не могли контролировать. Они запустили механизм, в котором ничего не понимали…

Д. Куликов:

Я добавлю еще один момент. Не в том проблема кооперативного движения, что книжки стали печатать. Проблема развернулась в полный рост, когда отменили монополию на внешнюю торговлю. И все эти кооперативы, частные предприятия, которые создавались при заводах, при фабриках и при всем остальном, просто стали каналом слива всей продукции за рубеж по любой цене, потому что разница между валютой и рублем была колоссальной. Если ты тогда хотя бы чайники во Вьетнам продавал, то ты зарабатывал. А если на полученную за чайники валюту ты покупал видеомагнитофоны, которые можно было здесь по сумасшедшей цене продать, получалось, как Гия говорит, два конца.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.