Денис Игнашов - Цветные этюды

– Я не уверен, что это лучшее решение, – тихо сопротивлялся Шмелёв. – У противника нет достаточных сил, чтобы окружить нашу армию. Но если мы отведём войска от города, мы можем потерять Уфу.

Фридовский подошёл к начальнику штаба ближе.

– Ваше упорство в отстаивании предательского плана обороны становится подозрительным, – с неприкрытой угрозой прошипел он.

Комиссар ждал ответа. И Шмелёв внезапно понял, что его одиночное, не поддержанное никем упрямство может быть теперь расценено как откровенный саботаж, а за этим вполне может последовать арест и трибунал. Начальник штаба вынужден был сдаться.

– Я согласен. Оперативный план надо менять, – проговорил он, опустив голову.

На следующий день красноармейские части стали покидать Уфу и её окрестности. В городе остался лишь штаб армии, да немногочисленный гарнизон, в основном состоявший из местных жителей, мобилизованных в Красную Армию.

Елагин развил кипучую деятельность. Совещания сменялись одно за другим, сыпались приказы по новой дислокации войск. Шмелёв улучшил момент и подошёл к командующему, когда тот, отправив очередного посыльного, остался стоять во дворе штаба один.

– Емельян Фёдорович, мне нужно с вами поговорить наедине.

Они отошли в сторону, чтобы никто даже случайно не смог подслушать их разговор.

– Наш комиссар ничего не понимает в военном деле, – сказал Шмелёв. – Но вы, Емельян Фёдорович, вы должны же видеть, что вывод частей из города может стать фатальной ошибкой! Мы сильно распылили свои силы, это может нарушить управление армией, и тогда белым не составит большого труда обойти наши позиции и занять Уфу.

Елагин помолчал, потом посмотрел на начальника штаба и тихо произнёс:

– Именно на это я и надеюсь.

Шмелёв опешил; сначала он подумал, что ослышался, но спокойный и уверенный тон Елагина не оставлял никаких шансов на иное понимание сказанного.

– Значит, это не ошибка, – обречённо выдохнул Шмелёв.

– Нет, Михаил Степанович, не ошибка, – подтвердил Елагин. – Чехословаки должны появиться здесь через день-два. Уфа падёт без боя… И буду с вами откровенен. Я специально принял должность командующего армией, чтобы подготовить сдачу Уфы.

– Но… как?! – Шмелёв отступил на полшага.

– ЦК партии эсеров командировало меня в Красную Армию на подпольную работу. Я социалист, я всегда верил в социализм и считал, что с момента Февральской революции у России появился реальный шанс стать народным демократическим государством. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы у нашей страны этот шанс не украли.

– Вы не верите большевикам?

– А вы верите? – Елагин зло прищурился, непроизвольно повысив голос.

Шмелёв нахмурился.

– Я не политик, я военный, – глухо откликнулся он.

– Сейчас в России невозможно быть вне политики, – ответил Елагин. – И вы должны определиться, с кем вы? С народом или с кучкой профессиональных обманщиков? Для большевиков не существует России, а есть лишь территория для их бесчеловечных экспериментов. Можно ли верить людям, которые желают поражения своей стране в войне с внешним врагом и используют заложников и террор как инструмент давления на общество?

– Может быть, вы и правы, Емельян Фёдорович, – медленно, с растерянностью в голосе сказал Шмелёв и добавил: – Только всё равно это больше похоже на предательство.

– Для меня предательством будет продолжение службы в Красной Армии, – парировал Елагин.

Начальником штаба овладело смятение.

– Зачем вы мне всё рассказали? – сказал он с непонятной досадой. – Вы не боитесь, что я сообщу об этом Фридовскому?

– Боюсь, но всецело полагаюсь на вашу офицерскую честь, – ответил Елагин. – Вы не можете не признать, что я преследую благородную цель. Я, как могу, помогаю России не упасть в большевистскую пропасть, и хочу, чтобы вы были вместе со мной.

Шмелёв опустил голову.

– Я не могу.

– Но вы же офицер, – с упрёком промолвил Елагин. – Признайтесь, наконец, себе в том, что…

Начальник штаба не дал договорить Елагину.

– Я не могу, – повторил Шмелёв и спросил: – У вас есть семья?

– Нет, – признался Елагин.

– А у меня есть. И потому я не могу пойти с вами, – сказал Шмелёв. – У меня жена и двое маленьких сыновей в Москве… И для меня они дороже всей России.

Шмелёв повернулся. Уходя, он лишь буркнул:

– И будь, что будет…

Когда Шмелёв ушёл, к Елагину приблизился наблюдавший издалека за их разговором человек в тёмной гимнастёрке. Это был адъютант командующего Сергей Мухин.

– Вы всё ему рассказали? – коротко спросил Мухин.

– Да.

– Он с нами?

– Отказался.

– Может…

– Нет, – категорично отрезал Елагин. – Не трогайте его. Он будет молчать.

Через два дня к Уфе подошли чехословацкие части капитана Чечека. Накануне в ночь командующий армией Елагин, его адъютант и ещё несколько человек из штаба армии исчезли. Узнав о том, что командующий армией сбежал, уфимский гарнизон красных буквально растаял на глазах. Запоздалая жестокость Фридовского, который пытался восстановить дисциплину расстрелами, уже ничего не могла изменить. Солдаты массово дезертировали, бросали оружие и, срывая красные звёзды, разбегались по домам или в одиночку и группами покидали Уфу. Отчаявшись что-либо изменить, испуганный Фридовский вместе с чекистами укатил из города на авто, бросив на произвол судьбы штаб армии. И только организованные действия Шмелёва позволили эвакуировать штабистов и оставшихся бойцов из города буквально за полчаса до вступления в него авангарда чехословаков. Красная Уфа пала без сопротивления.

По прибытии в Самару Елагин был принят как герой эсеровским правительством Комитета членов Учредительного собрания – КОМУЧа, – и тут же вступил в Народную армию Поволжья. В июле от красных был освобождён Хвалынск, и Елагин стал командиром белых частей Хвалынского района.

В бригаду Елагина вошли весьма разношёрстные военные формирования. Их боевым центром стали рота чехословаков и сотня оренбургских казаков. Основные же силы бригады были сформированы из добровольцев Поволжья. Это были офицеры, гимназисты, студенты, мещане и даже рабочие – все те, кто решил с оружием в руках выступить против большевиков. Было много местных крестьян, объединённых в отдельные отряды. Спасаясь от красной мобилизации, они добровольно вступали в белое ополчение. Мужики из большого и богатого городка Балаково составляли самое крупное воинское подразделение в бригаде Елагина. Красные успели их чем-то сильно обидеть, и потому балаковские мужики отличались особой решительностью и стойкостью. У Елагина была и своя артиллерия – две пушки старого образца, которые при стрельбе сильно подпрыгивали, производя много шума, но совершенно не отличались точностью.