Олег Ракитянский - Про Панаса и шпиона-аса

«Грустное зрелище», – вздохнув, подумал Панас.

За стеной, в кабинете Тимофея Зелёного, мерно зашумел «трофей». Так в «секторе» называли аппарат для подсчёта крупных партий денежных купюр. В своё время Тимоха приволок его с очередной проверки какого-то банка в рамках проведения правоохранительными органами России спецоперации «Вихрь». Несмотря на то, что «Вихри» закончился полгода назад, «вихревые» его отголоски по-прежнему крутили Тимоху вокруг банков, крупных фирм и злачных заведений. За это время Тимофей превратился в Тимофея Палыча, оброс «сортирными» золотыми цепями, бриллиантовыми «гайками», нарастил себе бычий загривок и глобусный целлюлит. Поменял несколько иномарок, и на его заплывшем от «нервов» теле не осталось места для «русской нитки». Да, одевался Палыч сильно и стильно. Стал открывать дверь руководства эксклюзивной «саламандрой». Забыл дорогу в секретариат, да и вообще зазнался. На работу появлялся на несколько минут, и его присутствие в «секторе» можно было определить по жужжанию «трофея».

– Нет! Так работать дальше нельзя! – проворчал Панас и, подняв телефонную трубку, срочно вызвал Прохора Громова, который появился через минуту.

– Проходи. Садись. Чем занимаешься?

– Панас Романович, по Вашему указанию провожу установки по местам пребывания «Штуцера». В зоопарке – павильон обезьян, на ВДНХ – павильон скотоводства и ещё Воронцовские бани.

– Причём тут бани?

– Дело в том, что бани он посетил 14 числа в субботу, а суббота – исключительно женский день. Находился он там 2 часа 11 минут. Куда последовал затем, установить не удалось, так как выходящим его никто не видел. А вот это и настораживает! Кроме того, как стало известно, именно в эти бани «Штуцер» ходит один раз в месяц и именно по субботам. Необходимо выяснить, что ему там нужно, Панас Романович. Для этого я предлагаю разместить пункт негласного наблюдения непосредственно в бане. Для этого потребуется смена из двух человек и порядка 20 комплектов видеоаппаратуры. С технической группой «сектора» я уже договорился. Правда, они заявили, что мероприятие очень сложное, поэтому требуют их непосредственного участия. Но так как они незнакомы с материалами дела, я им в этом отказал, да и с требованиями конспирации они знакомы на уровне детского сада. Поэтому осталось выбрать двух оперов из нашей «секции», – воодушевлённо подытожил «Проша».

Панас надолго погрузился в сладостное созерцание. Непристойные мысли, опережая друг друга, сверлили кору головного мозга, как последняя взбучка от тёщи, когда он, входя в квартиру, опять вытер ноги о соседский коврик.

Все прокрученные в голове варианты личного участия в ответственном мероприятии упирались в категорический запрет Директора, объявленный совершенно секретным приказом № 0019 от 22 августа 1991 года «О запрете личного участия руководящего состава Директората в митингах, факельных шествиях, в распитии спиртных напитков на баррикадах и при проведении оперативно-технических мероприятий на объектах повышенной сексуальной опасности».

После двадцатиминутного молчания Панас посмотрел на «Прошу» и понял, что приказ № 0019 тот выучил наизусть. У Панаса покраснело левое ухо.

– Ты кого предлагаешь? – спросил Панас, цепляясь за последний шанс.

– Панас Романович, я разработчик, поэтому в группу хотел бы включить себя и Пашку Сибирцева.

– Однако Сибирцев из 1-й «секции».

– Да, но Паша уже провёл подобное мероприятие в другой бане.

– Знаю я этот опыт, – фыркнул Панас, – после него он даже на работу стал заявляться, не смыв помаду. Нет, Прохор, слишком большие затраты и по средствам, и по времени. Надо придумать что-нибудь реальнее и красивее. Необходимо активизировать работу. Твой «Штуцер», как и все «америкосы», увлекается девушками, может, подставим ему Зинку? Этим будешь заниматься ты. Только не забудь забрать у неё паспорт, чтобы она не оформила брак и не ушла вместе с твоим «делом» за кордон.

«Проша» что-то пробурчал и, перекосив рот, вышел.

Панас решил сам подготовить Зинку и зашёл к ней в кабинет. Зина в очередной раз объясняла кому-то по телефону, что это не прачечная, а она не справочное бюро. Все её слова были филологически грамотно подогнаны и смачно обёрнуты в простую, доступную всякому человеку словесную нецензурную форму. А зычный Зинкин голос позволял перехватить их в радиусе устойчивого приёма разведывательной аппаратуры, установленной на крыше посольства США в Москве.

– Зиночка, здравствуй. Ты сегодня так хорошо выглядишь.

– Тебе чаво? – огрызнулась Зина, не повернувшись в сторону входящего.

– Зина, у меня к тебе важное правительственное задание. Я бы хотел с тобой серьёзно переговорить. Дело в том, что у «Проши» в производстве есть «америкос». Никак не можем к нему подступиться. Обложили техникой, но всё тщетно. Последняя надежда – ты.

– Послушай, Панас, эти песни я уже где-то слышала. Ты мне то же самое напевал год назад, когда работал по Сёме Ватману.

Панаса чуть не хватил ступор, и начало подташнивать вчерашним гороховым супом.

Действительно, год назад секция работала по Семёну – секретоносителю, работнику одного закрытого акционерного общества (т. е. в последующем закрытого органами государственной безопасности). Дело находилось на контроле у Директора. Сёма «заказал» ПМЖ и пытался уйти в Израиль через окно на китайской границе. По указанию руководства на границе развёрнули дополнительную дивизию внутренних войск, организовали крушение поезда и вывели из строя мост через Амур. На всякий случай.

Тогда Зинка отрабатывала легенду влюблённой якутянки с отдалёнными еврейскими корнями и желанием выехать на землю обетованную. Если второе у неё получалось очень даже артистично, то первое, платоническая любовь, – не очень. Она никак не могла войти в образ. Хотя при внешнем виде Семёна это было неудивительно. Его скудная растительность на голове, выкошенная постоянными аферистическими мыслями, короткие, волосатые, жирные пальцы на руках, как щупальцы объевшегося осьминога, и вечно потные ладони, к которым прилипали исключительно «зелёные», провоцировали только одно желание – штампануть маузером визу на лбу и вышвырнуть за границу. Но руководство отдало приказ – посадить любой ценой.

С Зиной приходилось ежедневно проводить инструктаж и репетировать некоторые любовные сцены. С Панасом у неё всё проходило до неприличия гладко. Правда, ограничивались только наглядной, эротической агитацией, но с Сёмой каждая встреча могла стать последней.

В конечном итоге, путём неимоверных усилий и личного приказа по Директорату Зинку удалось завести в номер гостиницы «Савой». И вот, в самый ответственный момент откуда ни возьмись появилась жена Сёмы Роза. Ворвавшись в номер, она одним ударом «попросила» Семёна помолчать, придав ему вертикальное положение, и набросилась на Зинку. Поднялся такой истошный вопль и рёв, сопровождаемый звоном разбитых стёкол, что, казалось, началась якуто-израильская война.