Галина Милоградская - Зима была холодной

– Миссис Коули, а вы будете нам рассказывать про рыцарей?

Алексис обернулась – перед ней стояли несколько детей, возглавляемые старшими Каннингами: Томом и Сэмом.

– Конечно, буду, – кивнула она. – А ещё мы будем читать про Александра Македонского, и про Юлия Цезаря.

– А кто это? – Детские глаза вспыхнули интересом, мальчишки и девчонки обступили Алексис, готовясь слушать.

– Узнаете в школе! – вмешался Колум, хитро глядя на них. – А ещё о том, как писать и читать. И считать!

Дети удручённо застонали и, попрощавшись, поспешили уйти. Колум покачал головой:

– Тяжело вам с ними будет. Они уже отвыкли от учёбы.

– Что ж, будем привыкать к дисциплине вместе, – задорно воскликнула Алексис. Колум рассмеялся.

– Я бы на вашем месте не давал им больших поблажек. А то ведь могут совсем на голову сесть, а вы и не заметите.

– Я постараюсь быть в меру строгой. – Алексис притворно нахмурилась, глядя на него. – Как полагаете, дети будут меня бояться?

– Честно? Не думаю.

Алексис вздохнула, расправляя платье на коленях. Потом подняла глаза на отца МакРайана и улыбнулась.

– Скорее бы это проверить. Вы говорили, просить людей о помощи проще сейчас. Может, займёмся этим, пока никто не разошёлся по делам?

Колум кивнул, поднимаясь, и протянул руку Алексис. Она с готовностью приняла помощь, вложив свою ладошку в его сухую, жесткую ладонь. Он потянул её наверх неожиданно резко, и Алексис чуть не уткнулась носом в его грудь – Колум едва успел придержать за талию, не дав завалиться на себя. Отец МакРайан уже избавился от сутаны и сейчас был в белой рубашке и чёрном сюртуке, сшитом из добротного сукна. В этой одежде, признала Алексис, он выглядел гораздо привычнее и ближе. А ещё, не смогла не отметить она, у него была необычайно крепкая и загорелая шея. И твёрдый, волевой подбородок с ямочкой посередине. Смущённая этими мыслями, Алексис отпрянула, но Колум, казалось, ничего не заметил.

– Я не думала, что найдутся те, кто будет против обучения своих детей, – заметила она, когда добрая часть горожан была расспрошена, и согласие разобрать школу как можно скорее – получено. И это было правдой – некоторые родители категорически отказывались не только помогать, но и отпускать детей в школу, возмущаясь и заявляя, что они и сами без грамоты живут прекрасно, и детям в поле да на пастбище она не пригодится.

– Скоро начнётся сбор урожая, – вздохнул Колум. Они неспешно брели по лугу. – Большинство фермеров не может позволить себе наёмных работников, поэтому во время сбора работает вся семья. И отпускать детей – значит, оставлять семью без запасов на зиму.

Алексис молчала. Осознавать, что большинство детей могут попросту не научиться элементарным вещам, ужасало. Как и то, что в словах отца МакРайана и родителей было справедливое зерно.

– Может, мы сможем договориться и в пору уборки сделаем уроки короче? Или будем собираться хотя бы два раза в неделю? Но ведь совсем не учиться – не выход! К тому же, дети от шести до четырнадцати могут ходить в школу независимо от работы в полях?

– Кроме полей есть еще скотный двор. И птица. И уборка в доме.

– Но как-то же раньше они занимались! – воскликнула Алексис. – У вас же уже была школа!

– И туда ходили десять человек из двадцати двух, – вздохнул Колум. – Но вы правы – это надо менять. Завтра, когда будем разбирать школу, предложите своё решение, уверен, все с радостью пойдут вам навстречу.

– Мне навстречу? – нервно усмехнулась Алексис. – Разве учиться нужно мне?

– Вам нужна эта работа, – заметил Колум. – А детям – образование. Так что желание ваше должно быть обоюдным.

– Вы правы. – Алексис вздохнула и сорвала головку небесно-голубого цикория. Покрутив цветок в руке, она отбросила его в сторону и решительно посмотрела на священника. – Что ж, значит, мне надо как можно больше узнать о распорядке дня на фермах. Давайте спросим?

Всё оказалось не так сложно, как поначалу думала Алексис. Она, конечно, несколько раз пожалела, что не взяла с собой карандаш и бумагу, чтобы всё записать, но общие часы, которые можно выделить для обучения, уже складывались в голове.

Солнце уже царапало гору, и этот долгий, насыщенный день подходил к концу. Алексис стояла рядом с Колумом, прощаясь с последними прихожанами. Каннинги уже уехали – одна из младших близняшек раскапризничалась, и Мередит, сетуя на то, что забыла дома настойку укропа, шустро погрузила семью в повозку.

– Неужели я опять опоздал на службу? – Алексис обернулась, встречаясь глазами с Киллианом. Он смотрел на неё сверху вниз, облокотившись о луку седла и пряча глаза под широкими полями шляпы. Но Алексис была уверена – в них опять горит насмешка. Кажется, по-другому младший МакРайан попросту не мог смотреть на мир.

– Иногда полезно поговорить с Богом, – тихо произнесла Алексис.

– Мы уже давно всё друг другу сказали, – холодно отрезал Киллиан, спешиваясь и привязывая лошадь. – И больше друг друга не слышим. Надо поговорить, – это предназначалось Колуму.

– А мне пора домой, – засобиралась Алексис.

Когда повозка неспешно катилась по лесу, она задумалась о словах Киллиана. Определённо это был один из самых противоречивых людей, встреченных в её жизни. И хотя он возмущал своим поведением, была в нём какая-то тайна, завесу которой иногда хотелось приоткрыть.

Комментарий к Глава 6

*комитет по образованию – фактически, орган местного самоуправления в каждом штате и графстве, практически не подчиняющийся Бюро образования в Вашингтоне.

1848 г., Ирландия, графство Уэксфорд

Глубоким багровым цветом полыхал закат. Один из тех, которые наблюдаешь, забыв обо всех делах. Из тех, что бывают только в середине лета. Июль в Уэксфорде выдался на удивление ясным: в меру мягким, в меру дождливым – идеальным для созревания урожая. Если бы было, где сажать. Ирландцы сгонялись с плодородных земель лендлордами, а те превращали пахоту в пастбища для коров и овец. Восстание, вспыхнувшее после картофельного голода и ужесточения законов королевы Виктории, было подавлено. И теперь по всей стране бывшие чартисты смотрели на пламенеющий закат, который для многих из них стал последним.

"… пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…"*

Заунывное бормотание священника за стеной вызывало желание заткнуть его. Запихнуть свой ботинок прямо в глотку, глубоко, чтобы подавился. Чтобы кашлял и синел на глазах… Колум сжал кулаки и посмотрел на клочок неба, видневшийся через решетку. Они тоже были виноваты. Паписты. Те, кого всегда почитали и слушали; те, за кем шли. Разве не они, подкупленные протестантскими крысами из Лондона, на каждом углу вещали о том, что вооружённое восстание – зло? Не они ли внушали крестьянам, что следует подождать и склониться перед волей королевы?