Поль Феваль-сын - Марикита

– А как ты предлагаешь нам оправдываться?

– По-моему, о турке нужно помалкивать. Трупов не было, полиция не появлялась, а этот малый промолчит, потому что он немой. Монахи и нищие скрылись до того, как началась потасовка, так что, кроме нас, никто ничего не видел.

– Ты рассуждаешь верно, – одобрил Носе. – Мы легко можем объяснить, что на нас напали вооруженные кинжалами бродяги, которые разбежались, как только мы вынули шпаги. За это нас не пожурят, а пожалеют.

– Тем более, – сказал Таранн, – что завтра свадьба, на которой все мы должны присутствовать; ты придешь с подвязанной рукой, фон Баца кто-нибудь будет поддерживать, а Монтобер явится в шлеме из бинтов. Мою рану, к сожалению, не видно, но вы вполне можете сами рассказать о ней. Однако ни сегодня вечером, ни завтра, ни вообще когда-либо мы не должны упоминать о турке.

Придя, таким образом, к согласию, пострадавшие отправились перевязывать свои царапины; а затем все вместе направились к принцу, который недоумевал, почему его клевреты задерживаются.

– Так, так… – приветствовал их Гонзага. – И каково же ваше мнение об этом так называемом Лагардере и о приеме, который он вам оказал? Если верить Пейролю, то прием был прохладным.

– Он – грубая скотина, – ответил Носе. – Сначала я намеревался проучить его за дерзость, но потом решил, что правильнее будет выказать ему наше презрение. С людьми такого рода не стоит связываться.

Во время этой краткой беседы Филипп Мантуанский не поднимал головы, но внезапно в комнату вошел Пейроль, воскликнувший:

– Господа, да вы никак дрались?

– Дрались? – встрепенулся Гонзага и повернулся к дворянам. – Так с кем же вы изволили сражаться?..

– С кем?.. А черт его знает, с кем! – отозвался Носе. – Нам нанесли несколько ударов кинжалами, и прежде чем мы успели вынуть свои шпаги, чтобы ответить обидчикам, – это были бродяги, которые кишмя кишат сейчас на улицах Мадрида, – их и след простыл.

– Я пожалуюсь королю, – проворчал принц.

– Вряд ли у короля будет время заниматься делом, которое того почти не стоит. Монтоберу расшибли голову, у фон Баца задета ляжка, у Таранна царапина на боку, а меня самого кольнули в плечо. О таких мелочах и говорить-то стыдно.

– Будь по-вашему! Идите отдыхать. Могу ли я рассчитывать, что завтра в одиннадцать утра вы будете со мной в Сан-Исидоро?

– Несомненно, и все до единого, монсеньор.

После этих слов Носе сообщники удалились, весьма довольные тем, что дело обернулось столь счастливым образом.

На следующий день с самого рассвета Алькасар принял праздничный вид. С башен и подоконников свешивались золотистые полотнища; из амбразур палили пушки, извергая языки пламени и облака дыма в честь тех, чей союз ожидало высокое благословение. Знатные особы, во множестве прибывшие накануне или ночью из самых дальних провинций, заполнили дворец.

Те из них, кого пригласил король, и кто пользовался всеобщей известностью, принимались с большими почестями, по-дружески; а сколько было иной публики, более скромной, робко скользившей и терявшейся в переходах и залах дворца!

В одном из углов внутреннего дворика по-прежнему виднелась похожая на гигантский гриб палатка Сулхама; однако она была пуста. Накануне вечером турок в нее не вернулся, хотя его осел все еще находился в конюшне. Кто-то счел нужным сказать об этом королю, и он еле заметно вздрогнул.

Конечно, мусульманину совершенно не пристало ни быть в свадебном кортеже, ни переступать порог церкви. Однако в те времена, когда кинжал и яд не обходили стороной и королевские семьи, неся порой смерть в разгар торжества, подобное исчезновение таинственного, неизвестно откуда взявшегося иноземца, который едва ли не хитростью проник во дворец и взбудоражил весь город, могло вызвать немало толков.

Филипп V пожалел в тот момент, что взял Сулхама под свое покровительство. Слабого и трусливого монарха охватила дрожь при мысли, что он навлек несчастье на свой дом. Затем, придя в неописуемую ярость, король отдал приказ немедленно прочесать столицу и любой ценой отыскать турка. Он дошел даже до того, что предложил тысячу песет тому, кто приведет пропавшего во дворец до начала богослужения.

Герольды разошлись по Мадриду и объявили в одно и то же время начало свадьбы дона Луиса с мадемуазель де Монпансье и приказ короля относительно турка Сулхама.

Гонзага в десять часов был в Алькасаре, и сам король сказал ему об исчезновении мусульманина, поделившись с ним своими опасениями.

– Пусть ваше величество не беспокоится, – ответил ему Филипп Мантуанский. – Турок, по-видимому, попал в засаду, и ему повезло меньше, чем моим людям. Дело в том, что они вчера вечером подверглись нападению каких-то негодяев и, к счастью, отделались незначительными увечьями. Сейчас в Мадриде по ночам неспокойно, сир, и при таком наплыве иностранцев полиция ничего не может поделать.

Король, которого уже в течение двух часов не покидала мучительная тревога, сразу же ухватился за тоненькую нить надежды, протянутую ему Гонзага.

– Пусть правда будет на вашей стороне, – сказал он. – Тем не менее, приняты все меры предосторожности; мы удвоили охрану и эскорт, чтобы ничто не могло омрачить церемонию, но, вместе с тем, поиски Сулхама будут продолжены. Спасибо вам за сведения, принц; теперь мне пора собираться в Сан-Исидоро.

Весь этот разговор внимательно слушал некий седовласый старик с усталым лицом, который не был знаком ни королю, ни Гонзага. По окончании беседы он вышел в переднюю, уселся в кресло и, подперев рукой подбородок, стал смотреть на проходивших мимо придворных. Подобных ему в Алькасаре было множество, так что никто не обратил на него внимания.

Колокола всех церквей Мадрида – Санта-Мария, Сан-Гивес, Санта-Крус, Сан-Андрее и Сан-Хусте – принялись звонить во всю мочь, и кортеж приготовился выступить в путь.

Нам не слишком-то интересно описывать все подробности и необычайную помпезность происходившего. Поверьте, что зрелище было яркое и примечательное, а прекрасная мадемуазель де Монпансье прошествовала среди ликовавшей толпы, словно белоснежный ангел.

Будущие новобрачные уже ступили на паперть Сан-Исидоро-Эль-Реал, а никаких новостей о Сулхаме все еще не было; впрочем, короля это не огорчало. Он даже удостоил благосклонного взгляда клевретов Гонзага, и в особенности Монтобера с его белым тюрбаном на голове.

Между тем высшее духовенство Испании начало торжественную церемонию, и спустя какое-то время мадридские обыватели бурно приветствовали царственных молодоженов на их пути в Алькасар. Сами мадридцы не становились от этого ни богаче, ни счастливее, но им так хотелось пошуметь, вспомнить песни и выпить…