Народное творчество - Песнь о Роланде (народное творчество)

Опустошил страну испанских мавров
Могучий Карл: он замки взял и башни
И города неверных разгромил.
И молвил Карл: «Конец войне жестокой!»
Он мчится к милой Франции прекрасной…
На холм Роланд знамена водрузил.
По всей долине франки стали станом.
Меж тем идут оврагами испанцы,
Надели все кольчуги, шлемы, каждый
Свой добрый меч привесил у бедра,
Все мавры держат копья наготове.
В лесу, средь гор, четыре сотни тысяч Там ждут зари…
О горе! Наши франки Еще того не ведают, не знают!

Проходит день, сгустился сумрак ночи,
Могучий Карл почил – и видит сон:
Он у Ворот широких Цезарийских,
В руке копье из ясени он держит,
Вдруг Ганелон схватил копье, тряхнул —
И от него осколки разлетелись [70] Мотив сновидения – один из излюбленных в фольклоре и эпосе. Сон помогает художнику определить свое отношение к последующим событиям и раскрыть их в иносказательной форме слушателям. Возможное толкование снов Карла: осколки разлетелись (вернее: «вверх летят под небосвод» – Б. Ярхо), – души убитых франков поднимаются на небо. Во втором сне медведь – Марсилий, леопард – халиф, борзый пес – Роланд, ухо медведя – рука Марсилия. …
Все спит король – до утра не проснулся.

И сон иной увидел император:
Он в Ахене сидит в своем соборе,
И вдруг – медведь бросается на Карла
И за руку хватает; с гор Арденнских
На Карла мчится страшный леопард,
Но в то же время быстрыми прыжками
И пес борзой спешит на помощь Карлу,
Он у медведя ухо откусил
И с леопардом в бой вступил жестокий.
«Великий бой!» – кричат дружины франков,
Но чья победа – Карл того не знает…
Все спит король… до утра! не проснулся.

Проходит ночь, заря зажглась на небе,
Во весь опор несется император.
Вокруг гремит до тысячи рогов,
И молвил Карл: «Ужасен ряд ущелий,
Кого бы нам оставить здесь на страже?»
«Пусть здесь стоит мой пасынок Роланд,
Он всех храбрей!» – сказал в ответ изменник
Граф Ганелон, но Карл взглянул сурово:
«Да ты сам бес! Какой смертельной злобой
Пылаешь ты! – воскликнул он. —
А кто же Передние дружины поведет?»
А тот в ответ: «К тому всего пригодней
Могучий вождь из Дании – Ожье».

Услышав то, Роланд, как истый рыцарь,
Стал говорить: «Спасибо, Ганелон,
Поставлен я тобою здесь на страже,
И славный Карл, французов повелитель,
Пока я здесь, ни мулов, ни коней,
Ни скакунов ретивых не лишится:
За каждого из вьючных мулов Карла
Мой меч врагов заставит заплатить!»
Граф Ганелон сказал: «Все это верно!»

Роланд, узнав, что полк сторожевой
Ему назначен, в сильном гневе молвил:
«Граф Ганелон, презренный трус, предатель,
Ты ждал, что я перчатку уроню, —
Как ты тогда на землю бросил посох?»

Роланд сказал: «Великий император,
Вручи мне лук, что держишь ты в руках:
Не заслужу, надеюсь, в том упрека,
Что я его на землю уронил,
Как Ганелон, когда он брал твой посох».
Поник челом великий император,
Рукой усы и бороду он треплет
И горько вдруг заплакал, зарыдал [71] Здесь имеется ряд противоречий в повествовании, которые стремились устранить Бедье и Дженкинс. В свое время, отправляясь в качестве посла, Ганелон уронил не посох, а перчатку. Возможно, что вся тирада 61-я является позднейшей вставкой. .

Пришел туда седой Нэмон Баварский.
Он лучшим был из всех баронов Карла:
«Сердит Роланд за приговор, – никто
На страже здесь стоять не захотел бы!
Великий Карл, вручи ему свой лук!»

Могучий Карл позвал к себе Роланда:
«Оставлю я тебе, племянник милый,
Своих дружин великих половину, —
Они тебя от гибели спасут!»
«Нет, ни за что! – сказал Роланд на это. —
Себя и род свой я не посрамлю!
При мне оставь лишь двадцать тысяч войска,
Иди спокойно; если жив я буду —
Никто тебя, король, не потревожит!»

И на коня вскочил тогда Роланд,
Стал Оливьер, его товарищ, рядом,
Примкнули к ним Одон, Жерен, Жерье,
Самсон, Жерард-старик из Руссильона
И Энжелье, могучий вождь гасконский,
И Беранжье. – «Пойду охотно с вами», —
Сказал Турпин. – «Я также не отстану, —
Сказал Готье, – не брошу я Роланда,
Он мой сеньор». Всего баронов Карла
Они избрали ровно двадцать тысяч.

Позвал Роланд к себе Готъе де Л'Ом [72] Готье де Л'Ом (в подлиннике Gualtier de l'Hum). Этому соратнику Роланда предшествуют пэры, слова «Он мой сеньор» определяют Готье, как одного из ленников Роланда. Отмеченное уже выше несовпадение имен пэров в различных местах П. о Р. может быть лучше сего объяснено многократной передачей текста (де Ла Барт здесь произвольно опускает имя Анселиса, подобно тому, как в других местах увеличивает перечень имен). Царь Альмарис. Очевидно, испорченное арабское слово; исторически не засвидетельствован. :
«Возьми, барон, до тысячи французов,
Займи ущелья, горные высоты,
Чтоб не понес ущерба славный Карл».
«Все для тебя готов я сделать!» – молвил
В ответ Готье; он занял все высоты
И, что бы с войском франков ни случилось,
Он не сойдет: семьсот баронов Карла
Там обнажат булатные мечи.
Царь Альмарис, бельфернский повелитель,
В жестокий бой вступил тогда с Готье.

Высоки горы, мрачен ряд ущелий,
Среди теснин камней чернеют груды…
Весь день уныло шли дружины Карла,
На много лье вокруг был слышен гул.
Когда дошли до Франции великой,
Увидели Гасконь [73] Гасконь действительно входила в состав империи Карла Великого и находилась в ленном владении одного из его вассалов. – владенье Карла,
О многом здесь припомнили они:
О почестях, поместиях и ленах,
Об юных девах, женах благородных
Заплакали французы в умиленьи, —
Но больше всех печален император:
Среди теснин, в краю чужом, средь гор
Оставил он племянника, Роланда —
И славный Карл заплакал, зарыдал.

У врат испанских все двенадцать пэров
И двадцать тысяч витязей отборных
Стоят на страже, робости не зная,
О гибели не думают они.
А славный Карл уж к Франции прекрасной
В то время шел: наполнены слезами
Его глаза, и бороду седую
Он рвет в печали; рядом на коне
Нэмон гарцует: «Что тебя печалит?» —
Спросил он Карла. – «Празден твой вопрос! —
Ответил Карл. – От горя и досады
Я не могу потоки слез сдержать!
Граф Ганелон людей моих погубит, —
Сегодня ночью ангел мне явился.
И вещий сон явил очам моим:
Мне чудилось, что в щепки разлетелось
В руках моих копье; его разбил
Граф Ганелон: ведь он совет нам подал
Роланда там, в земле чужой, оставить!..
О боже! Если он в бою погибнет, —
Никто его не может заменить!»