Елена Семёнова - Слава России

– Да, жаль, что ее больше нет…

– Странно… Она знала медицине лучше лекарей и знахарей, а себе помочь не смогла… – задумчиво промолвил Узбек и сделал князю знак уходить.

Константин поклонился и с облегчением покинул ханский шатер. Выйдя на Божий свет, он заметил московский обоз, покидающий Орду. Князь Иван Данилович уже поставил ногу в стремя, но Константин, вдруг разом исполнившийся сил и решимости, громко окликнул его:

– Брат Иван Данилович, задержись на мгновение, есть до тебя слово важное!

По тому, как вздрогнул Калита, как напряглись его сыновья и приближенные, Константин безошибочно угадал, что вспомнили они то же, что и сам он. Никогда еще до такой степени всем сердцем не понимал князь брата Дмитрия, того лишающего рассудка исступления, в котором изрубил он здесь же, в Орде, князя Юрия Даниловича. Как бы желал теперь Константин уподобится ему и истребить вероломного дядю возлюбленной жены! Но он не брат Дмитрий, он не может ни в болезни, ни в гневе позабыть о княжестве, о матери, о семье – обо всем и обо всех, за кого теперь отвечает он перед Богом.

Князь Иван Данилович, между тем, сделал знак свите отойти, а сам шагнул навстречу противнику.

– Слушаю тебя, Константин Михайлович.

Константин несколько мгновений вглядывался в это уже старое лицо с небольшими, хитрыми глазами, никогда не смотревшими прямо.

– Я недолго задержу тебя, Иван Данилович. Я лишь хочу задать тебе один-единственный вопрос. Когда-то ты предупредил меня, чтобы ни я, ни мои братья не шли против Москвы. Мы не шли против тебя. Мой брат не был повинен ни перед тобой, ни перед ханом. И ты знаешь это. Ты не защищался. Ты просто испугался собственных призраков и из страха оклеветал моего брата. Теперь его кровь и кровь невинного отрока Феодора лежат на тебе. Скажи мне, Иван Данилович, неужели ты думаешь, что собирание русских княжеств под десницей Москвы оправдает тебя за совершенное злодейство на Суде Божием, который нельзя подкупить и обмануть лжесвидетельствами?

Лицо Калиты потемнело, а глаза еще более скосились.

– На Божием Суде Богу и решать, – глухо отозвался он. – На нем мы все за свои грехи ответим.

– Ответим, – согласился Константин. – Только твоими обвинителями на нем выступят мученики Феодор, Александр и Михаил. Подумай, князь, что ты станешь отвечать, когда их окровавленные персты укажут на тебя, как на лжесвидетеля и убийцу. Мой отец говорил: что в том, если, приобретая тленные царства земные, теряем мы небесное?

Иван Данилович передернул плечами и, не ответив ни слова, вернулся к своей свите. Через несколько минут москвичи покинули Орду. А часом позже выехали следом за ними и тверичи, увозя с собой скорбный и драгоценный груз. Ослабевший от недуга Константин ехал в кибитке, велев отроку читать себе Псалтирь. Правда, глаголов Псалмопевца он почти не различал. Перед его мысленным взором проносилась вся прошедшая жизнь, и жег, не давая покоя, вопрос: что будет дальше? Сколько еще страдать Руси от усобиц, от княжеских неправд, от бесчинств поганых? За княжеские неправды весь народ Господь взыскивает. Зовутся князья христианами, милостыни дают да храмы строят, в пост не едят убоины, а братьев своих убивают, предают их поганым и тех же поганых сами водят кровь христианскую проливать и веру православную бесчестить. Христиане ли они после этого или безбожники хуже язычников? И как положить предел этой пагубе? Князь Иван Данилович тоже о том помышляет, власть сосредотачивает, чтобы удельную вольницу и неразбериху унять, к единению Русской Земли стремится. Да только стремится теми же путями – безбожными, проклятыми… И нет тому исхода, нет правды.

В этих печальных мыслях забылся Константин болезненным сном. И снились ему в сиянии небесном отец, обнимающий сыновей Дмитрия и Александра, и внука Феодора. Отец был еще молод, а Дмитрий и Александр – отроки, совсем такие, как в дни неудачного похода на Нижний Новгород, Феденька же – вовсе младенчик… Берет его отец на руки и подбрасывает, и все четверо смеются радостно. А вокруг отцовской головы золотой венец светится… Хорошо им там, в чертогах Господних! Батюшка, святый княже Михаиле, подай сил душе страждущей и разумения уму изнемогшему! Моли Бога о нас!

___________________

Князь Константин Тверской правил родным княжеством до 1346 года. Во время очередной поездки в Орду он тяжело занемог и умер на обратном пути, подобно своему деду. Его мать, княгиня Анна Дмитриевна, пережила его более чем на 20 лет. Настоятельница Тверского женского монастыря во имя св. Афанасия, перед смертью она приняла схиму с именем Анна и отошла ко Господу в возрасте 90 лет. Прославлена в лике святых под именем Анны Кашинской (по названию города, в котором прошел последний год ее жизни). В годы реформ патриарха Никона и его продолжателей была «расканонизирована», иконы ее были изъяты из храмов. Долгое время почитание святой Анны сохранялось лишь у старообрядцев, но затем было восстановлено и в господствующей Церкви. Святой князь Михаил Ярославич также сподобился новых гонений через 600 лет после своей гибели. В 1935 году большевики взорвали тверской Спасо-Преображенский собор, в котором хранились нетленные мощи благоверного князя. Судьба их с той поры неизвестна.

Трудные времена наступили в Золотой Орде. Хан Тохтамыш, потомок великого Чингисхана, при поддержке войск Тамерлана предпринял поход по установлению своей власти в Золотой Орде. Одна за другой пали Синяя и Белые орды, а к апрелю 1380 года Тохтамыш захватил уже всю Золотую Орду до самого Приазовья. Лишь родные половецкие степи, Крым, волнами Черного моря омываемый, остался под властью Мамая – некогда всесильного беклярбека при малолетнем хане Муххамеде Булаке.

А тут еще, точно сговорясь с Тохтамышем, возмутились русские! Их князь, Дмитрий Московский, которому сам же Мамай некогда дал ярлык на княжение, с воспитателем которого, митрополитом Алексием, заключал договор об уменьшении дани, разорвал отношения с Ордой и отказался впредь платить ей что-либо!

– Неблагодарный пес! – в который раз сорвалось с тонких губ Мамая, и его скуластое лицо сделалось еще темнее от гнева.

– Не беспокойся, повелитель, русские собаки будут жестоко наказаны за свое вероломство! – произнес Челубей с поклоном.

Желая возвратить Русь в покорство, Мамай двинулся со своим верным войском на Москву. Ордынцы достигли реки Непрядвы, что впадает в Дон, когда лазутчики донесли, что навстречу движется для битвы рать русского князя. Узнав об этом, Мамай призвал к себе своего главного батыря:

– Мы должны истребить их, напомнить неверным собакам времена Батыя! Чтобы ужас сковал их, чтобы даже мысль отринуть наше владычество не смела являться в них!