Вера Золотарёва - Еретик. Книга первая

Вивьен потрясенно взглянул на чашу в своей руке, и первым его порывом было отказаться от питья: у Элизы было достаточно времени, чтобы подмешать в напиток что угодно. Однако запах отвара подозрений не вызывал. Решив, что Элиза хотя бы из благодарности за то, что он помог ей избежать надругательства в тюрьме, не станет травить его, Вивьен, глядя ей в глаза, осушил чашу теплого отвара до дна.

Выражение лица Элизы сменилось с испытующего на дружественное. Она приняла чашу обратно и кивнула.

– Спасибо, – произнесла она.

– За что? – непонимающе нахмурился Вивьен.

– За доверие, – пожала плечами Элиза, тут же снова улыбнувшись. – А еще вы будете казаться менее угрожающим, если положите топор.

Словно только что вспомнив о нем, Вивьен едва совладал с желанием тут же его бросить. Он сдержанно кивнул и молча проследовал обратно к пню, где осторожно опустил топор на землю. Элиза наблюдала за ним с удивительно нежной улыбкой.

– И мне снова хочется поблагодарить вас, – сказала она.

– За что на этот раз?

– За бережное отношение к земле. Я думала, вы воткнете топор в землю или в пень, но вы положили его. Я редко наблюдала такое за мужчинами.

Не найдясь, что на это ответить, Вивьен пожал плечами и прочистил горло.

– Что ж, в том, что ты все еще здесь, я убедился, – возвестил он. – На этом проверку можно считать оконченной. Полагаю, мне пора.

Элиза смиренно опустила голову.

– Как скажете, Вивьен. Я полагаю, мы еще увидимся?

Он лишь кивнул ей, и, не прощаясь, двинулся прочь от поляны к городу.

Элиза проводила его взглядом, осознав, что его манера не здороваться и не прощаться отчего-то импонирует ей.

С каждым днем Вивьена все больше тревожило будущее. Он догадывался, что Элиза рано или поздно заинтересует Ренара. Друг может по справедливости потребовать от Вивьена отчета о том, как проходят проверки, и насколько ему удалось «разобраться в этой истории». Опасения стали подтверждаться, когда вопросы Ренара о Элизе начали все чаще промелькивать в их разговорах. Правда пока друга интересовали лишь подробности их совместного времяпрепровождения, а не мировоззрение лесной отшельницы.

– Воистину, Вивьен, я понять не могу, зачем ты к ней ходишь, – хмурился он, стоя под старым дубом. – Поначалу я подумал, что тебя просто к ней влечет. Она ведь… ну… – Он передернул плечами и предпочел не договаривать. Вивьен терпеливо вздохнул: периодически манера друга не доводить мысль до конца выводила его из себя, однако он предпочитал не высказывать ему этого.

– Она красивая, – со всей возможной отстраненностью сказал Вивьен. – Но я хожу к ней с проверками не поэтому. Я знаю, что тот проповедник оклеветал ее, потому что она не согласилась разделить с ним ложе, это ясно, как Божий день. Но меня не оставляла мысль, что она может быть опасна. Именно это я и должен был проверить.

Он поджал губы, резко умолкнув. С каждым днем он все яснее осознавал, что покрывает еретичку. Поначалу Элиза казалась ему наивной в вопросах веры, и Вивьен был уверен, что легко сможет сделать ее христианкой. Однако чем чаще он с нею разговаривал, тем лучше понимал: Элиза крепка в своих убеждениях и вряд ли так легко даст себя переубедить. К собственному стыду, Вивьен понимал, что не хочет этого делать.

«Воистину, я не умею учиться на своих ошибках», – корил он себя.

Корил, но продолжал покрывать Элизу.

– И как? – вырвав Вивьена из раздумий, нетерпеливо спросил Ренар.

– Что? – нахмурился Вивьен.

– Она опасна?

Нужно было рассказать Ренару хоть что-то, иначе он только яростнее ухватится за эту историю. С тяжелым вздохом Вивьен начал рассказ. Он в очередной раз опустил ту часть, в которой Элиза говорила о перерождениях, и поведал другу иные подробности ее жизни. Ее отношение к природе, ее языческие амулеты, ее умение обустраивать дом и выполнять грубую физическую работу. Упомянул Вивьен и о ее посетителях, которые предпочитают снадобья Элизы рекомендациям городских лекарей или священников.

Ренар слушал, не скрывая, что вся эта история ему совсем не нравится. Однако он помнил о своем обещании другу молчать до первых тревог, коих, похоже, пока не ощущал.

– На околдованного ты не похож, – спустя примерно минуту, сообщил он.

– Вот уж благодарю, – саркастически хмыкнул Вивьен. – Это все, что ты вынес из моего рассказа?

Ренар поморщился.

– Нет, не все, – покачал головой он. – Но это больше всего беспокоило. В остальном все просто: тебя влечет к ней, как влекло того проповедника. Только если он мог лишь нажаловаться на нее, то ты можешь отправить ее в допросную, если она тебе не отдастся.

Вивьен резко ожег друга взглядом и сжал кулаки, и Ренар понял, что дела обстоят куда хуже, чем он предполагал.

– А, то есть тебя не просто влечет к ней – ты влюблен?

Вивьен неприязненно сморщился.

– Что за чушь?

– Чушь и есть, – кивнул Ренар, окидывая друга недовольным взглядом. – Как же тебя угораздило? И не в простую девку, а в лесную ведьму! Ты ни в чем не ищешь легких путей, верно? Если выбирать друга, то самого неразговорчивого и хмурого, если выбирать возлюбленную, так ту, за связь с которой можно угодить на костер, если выбирать наставника…

– Хватит! – строго оборвал Вивьен. – Наставника и себе в укор можешь поставить, не спихивай все на меня одного! А о ведьмах, – он огляделся вокруг и заговорил недовольным полушепотом, – еще на весь город об этом прокричи.

Ренар понимающе улыбнулся, как только речь снова зашла о ведьме. Слова о наставнике же кольнули его не на шутку.

– Так значит, отрицать не станешь?

– А если стану, начнешь допрашивать?

Ренар усмехнулся.

– Допрос тут не требуется, тут все налицо. Поверь, я понимаю в этом достаточно.

Ренар Цирон, как и его друг, нося сутану инквизитора, не отличался праведностью – ее не сумел привить ни аббат Лебо, ни судья Лоран, ни их с Вивьеном учитель фехтования Ансель де Кутт. Впрочем, то, что праведность последнего не покорила умы и сердца его учеников, сыграло им лишь на руку.

Ведя допросы, Ренар Цирон не раз прибегал к особо пристрастной их форме, когда дело касалось хорошеньких собой еретичек. Оставаясь с ними наедине, он продолжал выспрашивать подробности их деяний, овладевая ими прямо на столах пыточной камеры. Крики допрашиваемых в тюрьме уже никого не смущали, а если б они вздумали очернить следователя инквизиции и сказать, что он вступил с ними в греховную связь, им, вероятнее всего, отрезали бы язык за клевету.

Сам Ренар касательно похоти придерживался весьма гибких взглядов.

– В конце концов, не ходило бы под небом столько людей, если б не похоть! – заверял он когда-то Вивьена. – Господь сказал Адаму и Еве: «плодитесь и размножайтесь». Разве не этим мы занимаемся, когда поддаемся похоти? А без похоти и размножиться-то не получится: в конце концов, не каждую ветвь хочется продлевать.