Вера Золотарёва - Еретик. Книга первая

Пьер поджал губы. Глаза его растерянно забегали, словно он пытался найти, чем оправдать себя в глазах инквизитора, который, похоже, услышал почти весь разговор с ведьмой. Вивьен Колер несколько мгновений изучающе глядел на него, затем вдруг устало вздохнул и прикрыл глаза.

– Пошли вон, – едва слышно произнес он.

Стражники переглянулись и остались на местах. Серые глаза инквизитора распахнулись, в них показалась злость.

– Я сказал, пошли вон, – произнес он чуть громче, а затем вновь понизил голос. – Я очень не люблю повторять.

Стражники засуетились. Связка ключей в руках Пьера зазвенела от дрожи.

– Камеру не запирать, – приказал инквизитор. На этот раз его не переспрашивали, а безропотно подчинились, постаравшись как можно быстрее удалиться.

Лишь когда шаги стражников смолкли в коридоре, Вивьен неспешно приблизился к открытой камере и остановился у самой двери. Узница продолжала вжиматься в стену, буравя его глазами. Казалось, в любую минуту она может зашипеть, словно змея, и взаправду призвать бесов. Вивьен склонил голову.

– Это было смело, – оценивающе произнес он. – Сказать такое стражнику, я имею в виду. Смело, но безрассудно. – Он ждал комментария, но узница молчала. – Ничего не хочешь сказать?

– Вы не задали вопроса, – настороженно произнесла она, чуть помедлив.

Вивьен улыбнулся.

– Твоя правда. Как тебя зовут?

– А вы разве уже это не разузнали?

– Разузнал. Но я надеялся, что у нас получится дружественная беседа, – кивнул Вивьен. – Я не враг тебе, дитя. Меня не нужно бояться, я пришел просто поговорить.

Дитя . Это обращение, прозвучи оно при других обстоятельствах, могло бы рассмешить девушку – в конце концов, этот человек был старше ее лет на шесть-семь, не больше. Для него она уж точно была не дитя.

Несколько мгновений она смотрела на него с заметной опаской, однако затем, передернув плечами, ответила:

– Элиза. – От его спокойствия и ободряющей улыбки она слегка осмелела, поэтому решилась задать встречный вопрос: – Почему вы не заперли камеру?

– Потому что еще не уверился, что тебя стоит в ней держать, – ответил он. – Скажи, ты можешь назвать имена людей, которые желают тебе зла? Готовы оболгать тебя, чтобы отомстить за что-то? Завидуют тебе?

Элиза потупила взгляд.

– Невозможно знать наверняка, – ответила она, немного погодя. – В людских сердцах и при самых добрых намерениях может рождаться нечто злое. Но… если такое и произошло с кем-то, кто мне знаком, я об этом не знаю. – Она подняла глаза. – Так что нет. Я не могу назвать никаких имен. Оболгал меня тот проповедник, что наговорил этих, – она поморщилась, – мерзостей про меня. Но я и его имени не знаю.

Зачастую узники спешили назвать имена людей, которые могли бы желать им зла, в надежде угадать доносчика и тем самым сделать свидетельства против себя недостаточными для ареста.

Вивьен кивнул. Как ни странно, то, что он успел разузнать об этой девушке за время, пока ее держали в камере, совпадало с ее словами. Горожане либо вовсе не знали ее, либо не говорили о ней ни одного дурного слова. Никто, кроме проповедника, назвавшего ее ведьмой.

Несколько мгновений Вивьен изучающе смотрел на нее, а затем, будто завершив внутри себя какую-то борьбу, кивнул.

– Идем со мной, – сказал он.

Элиза отшатнулась, прикрыв разрыв на платье.

– Куда? – решилась спросить она.

– Не бойся, – ободряюще улыбнулся Вивьен. – Если ты и впрямь не якшаешься с бесами Преисподней, с тобой ничего дурного не случится. Идем.

Элиза нерешительно вышла из камеры, обняв себя за плечи, и последовала за инквизитором. От его заверений легче ей не стало: она не доверяла ему, хотя он к тому и располагал. В каждом его слове она ждала услышать приговор, а теперь была уверена, что сопровождает он ее на допрос. Тем не менее, Вивьен повел ее не в представлявшееся ей мрачное подземелье, а вывел из тюрьмы на улицу и повлек за собой.

Элиза шла, глядя себе под ноги, не замечая ни дороги, ни прохожих. Убежать она тоже не пыталась, потому что была уверена, что попытка будет обречена на провал: после ночи, проведенной в холодной камере и без крохи во рту, ноги плохо слушались ее, а пережитый страх все еще сковывал тело.

Наконец инквизитор остановился, и Элиза решилась поднять взгляд. Перед ней возвысился Нотр-Дам-де-Руан, и девушка восхищенно уставилась на недостроенную каменную громаду, обомлев. Так близко она к собору еще не подходила.

«Неужели допрос будет проходить прямо здесь?» – ужаснулась она про себя. Это казалось невозможным. Гораздо проще было вообразить допрос в тюрьме, чем здесь. И все же…

– Если твоя связь с сатаной и впрямь существует, вряд ли ты сможешь подняться по ступеням и войти хотя бы в притвор, – прервал ее размышления Вивьен. На губах его играла улыбка, как будто происходящее его забавляло. – Сделай это, и мы проверим, насколько правдивыми были слова проповедника.

Элиза замерла, растерянно глядя на собор. Оглядевшись, будто ища подсказку, она осторожно поднялась по ступеням. Инквизитор следовал за ней. Посмотрев на него, Элиза неуверенно потянулась к двери.

– Мне же… сюда? – спросила она.

Вивьен приподнял бровь, улыбка его угасла. В глазах появилась настороженность.

– Я ведь велел тебе войти в притвор. Ты разве не можешь?

Элиза поджала губы.

– Я… просто не знаю, где это, – призналась она, ожидая, что инквизитор тотчас же набросится на нее и схватит.

Вивьен удивленно склонил голову.

– Ты бываешь на святой мессе, Элиза?

Ответом ему было молчание.

– Веруешь ли ты в Бога-Отца всемогущего, Творца Неба и земли?

– Разумеется, верю! – воскликнула Элиза, тут же потупившись. – Просто… просто, может, я не умею… правильно это говорить…

Вивьен смерил ее суровым взглядом. Элиза побледнела и сжалась, приготовившись к худшему.

– За это… меня сожгут? Как ведьму? – прошептала она и добавила с отчаянным вызовом в голосе: – Не знать нужных слов – это колдовство?

Вивьен несколько мгновений молчал, думая, как ответить на ее вопрос. Затем качнул головой.

– Нет, это не колдовство, – сказал он. – Хочешь сказать, тебя не крестили? Ты не ходила к святой мессе? Не исповедовалась? Не соблюдала посты? Не…

Элиза зажмурилась, и это заставило Вивьена остановиться. Было очевидно, что ничего из этого девушка не делала. Возможно, не потому что не хотела – попросту не знала, как и что нужно делать. Там, где она выросла, ее этому не научили. И, похоже, сейчас, перед лицом возможного допроса она искренне об этом сожалела. По крайней мере, Вивьену хотелось так думать.

– Но я верю, что Бог создал все живое! Нас, природу, животных… все это! – Она обвела рукой пространство вокруг.