Константин Рыжов - Эротикон

Усевшись неподалёку с рукоделием, Гера принялась тихонечко вздыхать, то и дело смахивая со своих прекрасных глаз жемчужные слезинки.

– Что за кручина постигла тебя, моя любимая сестра? – спросил тронутый её печалью супруг, уже наполовину запутавшийся в расставленных для него сетях.

– Утром приходила Деметра, – отвечала хитрая богиня, – и хвасталась рубиновым ожерельем. Вот мне и грустно от того, что другим ты даришь сверх всякой меры, а я, твоя законная жена, даже слова ласкового порой не слышу!

– Есть о чём расстраиваться! – усмехнулся Кронион. – Осуши слёзы и проси у меня всего, чего пожелаешь. Клянусь Стиксом, нет такой драгоценности, которую бы я не отдал по первому твоему требованию!

– Тогда, – воскликнула с торжеством Гера, – подари мне белую тёлку из твоего аргосского стада.

– Какой тебе в ней прок? – нахмурился Зевс, – лучше загляни в мою сокровищницу и выбери что-нибудь воистину ценное!

– А мне ничего другого не надо!

– Право, ты не знаешь, от чего отказываешься!

– Неужели, ты возьмёшь своё слово назад? – усмехнулась богиня.

– Отнюдь! – воскликнул Зевс грозно. – Бери, просимое, и ступай прочь. Но не говори потом, что это я экономлю на подарках.

– Не беспокойся, – заверила дочка Крона. – Мне известно, как высоко ценишь ты эту смазливую тёлку.

И она поспешно вышла из чертогов рассерженного супруга.

Завладев бедняжкой Ио, которая даже слова не могла сказать в своё оправдание, жестокосердная Гера велела охранять её великану Аргусу. Трудно было найти лучшего стража! Мало того, что этот исполин ростом и силой был под стать могучему циклопу, он ещё к тому же отличался редкой суровостью и неподкупностью. Вместо двух глаз Аргус имел целую сотню, рассыпанную по всему его телу: глаза были на руках, ногах, груди и даже на ягодицах, выставленных по этому случаю на всеобщее обозрение. Пока одни глаза Аргуса отдыхали, другие бодрствовали. Мыслимое ли это дело – бежать от такого тюремщика? Так бы и пришлось несчастной Ио коротать до самой смерти свой век в образе коровы, если бы Зевс не послал ей на помощь своего сына Гермеса.

Выждав до вечера, Гермес вдруг явился в Арголиде и как ни в чём не бывало направился к Аргусу. Великан сурово сдвинул все свои брови и произнёс с неприязнью:

– Только тебя здесь не хватало, Трисмегист! Вечно ты лезешь не в своё дело.

– И ты туда же, Аргус! – вздохнул Гермес и с видом крайнего утомления уселся неподалёку от Ио. – Мало того, что Зевс в конец замучил меня, гоняя по всему свету, ещё и старые друзья начинают шпынять, едва увидев. Воистину, я несчастнейший из всех олимпийцев! Днём бегаю без устали, исполняя поручения отца, а ночью тружусь на дядю – провожаю в Аид души умерших. А это, скажу тебе по секрету, сущее наказание, а не работа! Мёртвые ведь, как слепые кутята, тычутся в разные стороны и воют без умолку. И какая мне от всего этого выгода, скажи, пожалуйста? Одни оговорки и обиды!

– Не старайся разжалобить меня, Трисмегист, – сухо отвечал Аргус, – а лучше сразу лети туда, откуда явился. Девчонки этой вам не видать как своих ушей. Я с неё глаз не спущу, пусть хоть весь мир трещит по швам и летит в тартарары.

– Само собой, мой друг, – покачал головой Гермес. – Я и сам знаю, что украсть что-нибудь из-под твоего носа просто немыслимо. Немного посижу и отправлюсь. Одного я только не возьму в толк – к чему нам гавкаться, как собакам, из-за паршивой коровы? Разве не собратья мы по несчастью? Ты наказан тем, что принуждён стеречь её, не зная отдыха ни днём, ни ночью. Я же, несчастный, несу двойной груз невзгод. Ведь мне строжайше приказано не возвращаться без неё на Олимп!

– Пропащее твоё дело, Трисмегист, – самодовольно ухмыльнулся Аргус, – только попробуй подойти, и я снесу тебе голову вот этой дубиной. И пусть я не буду больше сыном Геи, если ты после этого не отправишься на тот свет, хоть и считаешься бессмертным богом. Благо, дорогу ты уже знаешь и доберёшься без провожатых!

Услыхав эту угрозу, Гермес тяжело вздохнул и поник головой.

– Скажи-ка мне, друг, – спросил он, – в старые времена тебе приходилось исполнять подобные поручения?

Хитрый Гермес не без умысла задал этот вопрос. Уж он-то знал слабое место в душе великана и умел его разговорить! Как и многие старики, изрядно повидавшие на своём веку (а почтенный страж принадлежал к первому поколению богов), Аргус любил при случае поругать молодёжь, а в особенности Зевса, которого он откровенно не жаловал. Так и сейчас он немедленно оседлал своего любимого конька и, прежде чем ответить Гермесу, громко расхохотался.

– Вот и видно, что ты ещё молокосос, Трисмегист, – сказал Аргус, вдоволь насмеявшись. – Да разве при прежних царях случалось этакое непотребство, чтобы два бога мозолили себе зады возле какой-то коровы? Брачные узы считались священными. А нынче, скажи на милость, разве не сошли все с ума? Зевс перебрюхатил на Олимпе всех богинь. Теперь он взялся за смертных. Очень мило! Намедни мне говорят: «Вседержитель наслал на землю потоп. Какой ужас! Там не осталось ни одного человека!» Не берите в голову, говорю, такие пустяки. Не пройдёт и года, как он заселит её вновь. А то кого же он будет таскать к себе в постель, если все бабёнки переселятся в царство Аида?

– Увы, – поддакнул Гермес, – целомудрие нынче не в почёте. А в последнее время в особенности! Ты ещё не слыхал о весёлой каверзе, которую наши богини подстроили Пану? Если у тебя есть желание, то послушай.

Аргус не возражал и Гермес начал свой рассказ: «Так вот, собрались раз Амфитрита, Афродита и Эос и начали, по своему обыкновению, перемывать косточки всем родным и знакомым. Слово за слово, зашёл у них разговор о воздержании. Афродита и говорит:

– С какой стороны не возьми, милые подруги, а выходит, что остались среди богинь только две девственницы: Афина и Артемида, да и те, между нами говоря, с придурью.

– Как это две, когда есть ещё одна! – воскликнула Амфитрита. – Ведь вы забыли про Пана!

Услыхав шутку, Эос и Афродита долго смеялись. Это и впрямь было очень забавное замечание. Пан, как тебе, Аргус, наверно, известно, совсем не блещёт красотой: ноги у него козлиные, тело покрыто шерстью, и к тому же он рогат от рождения – явный признак, что ему не суждено счастье в любви. Матушка его Дриопа забеременела им от пьяного сатира, а после раззвонила по всему свету, что отцом ребёнка будто бы был я. Ничего более нелепого она не могла выдумать! Но, как бы то ни было, она первая от него убежала, и с тех пор ни одна женщина не приближалась к Пану даже на расстояние полёта стрелы.

Нахохотавшись досыта, Эос говорит:

– Нехорошо смеяться, любезные подруги, над тем, кто обижен судьбой. Лучше давайте подумаем, как нам исправить эту несправедливость.