Светлана Лыжина - Драконий пир

Влад снова присел на седло, лежавшее на земле, и подумал: «Скорей бы уж Войко с Нае вернулись, принесли хорошие новости».

Остаток ночи он провёл в ожидании, иногда проваливаясь в сон, но тут же просыпаясь, а Войко и Нае вернулись почти на рассвете усталые и, казалось, всё время прислушивались, не едет ли погоня.

– Плохо дело, господин, – сказал Войко. – Нет у тебя больше других слуг. Только мы с Нае остались.

– Говори, как было, – велел Влад, уступая сербу своё место на седле, положенном возле костерка, а сам сел на корточки напротив.

– В Былтэнь целый отряд Яношевых людей, – проговорил Войко, тяжело присаживаясь на седло и, несмотря на тревогу, радуясь долгожданному отдыху.

А вот второй слуга, казалось, так боялся погони, что даже об усталости забыл: Нае, спешившись, жадно отхлебнул вина из походной фляги, после чего тут же принялся собирать хозяйские и свои вещи, уже этим давая понять, что от злосчастной деревни следует немедленно уехать подальше.

«Зря я тогда сказал, что не суеверен», – подумал Влад, а серб меж тем рассказывал:

– Въехали мы в Былтэнь, отыскали постоялый двор, ещё и в ворота постучать не успели, как слышим – речь нерумынская. Вернее, это Нае понял, потому что я румынскую речь ещё плоховато знаю, а он сразу сказал, что там не румыны.

– Ну… и… – начал понукать Влад, а Войко продолжал:

– Глянули мы поверх частокола и видим – люди во дворе. Двое. Они дверь не закрыли, а из двери свет шёл. Видать, вышли по нужде, впотьмах боялись ходить, вот и оставили себе освещение, поэтому мы их хорошо разглядели – увидели, что одежда у них как у воинов. А сами они вина выпили многовато, поэтому нас не заметили.

– А тут я вижу, – встрял Нае, – во дворе волы стоят нераспряжённые. Я даже впотьмах понял, что наши. У одного звезда белая во лбу.

– Стало нам тревожно, – сказал Войко. – Конечно, на постоялых дворах всякий народ попадается: здешний и нездешний. Да и волы могли быть нераспряжены оттого, что слуги твои только прибыли, не успели ещё о скотине позаботиться.

– Начали мы решать, как быть, – опять встрял Нае. – Нам же следовало всё доподлинно разузнать.

– Мы в ворота стучать не стали, – продолжал Войко. – Отъехали подальше и договорились, что Нае через забор перелезет и в окна хаты глянет – что внутри делается. Договорились, что с улицы я его подсажу, чтоб частокол перелезть, а обратно на своём поясе вытяну – ремень-то у меня длинный, потому что я сам человек немаленький.

– Так и сделали, – продолжал Нае, не забывая при этом складывать вещи. – Я через забор перелез, к окнам подкрался. Заглядываю, а хата полна воинов – кто за столами ест-пьёт, а кто спит прямо на полу у печки, в плащ завернувшись. И оружие никто из них не снял. Там только шлемы лежали на лавке внавалку, а вот мечи никто не снял, как будто ждали кого-то.

– Так… – многозначительно произнёс Влад, понимая, кого ждали воины, однако рассказ Нае ещё не подошёл к концу.

– Заглянул я с другого окна. Ведь там столько людей в хату набилось, что я сразу всего не разглядел… И вот тогда-то увидел твоих слуг. Сидят на полу, верёвкой обмотанные, понурые и битые к тому же.

– А выручить их было никак не возможно? – спросил Влад, но тут же сообразил, что вопрос получился глупым. Конечно, невозможно, когда их целая толпа воинов охраняла!

Нае на минуту перестал собирать вещи и, казалось, чего-то испугался, но это он вспомнил свой недавний испуг:

– Я тоже об этом думал. Вот об этом как раз и подумал, когда один из твоих слуг увидал меня через окно. Он голову повернул, с надеждой так смотрит, но… вот только глянули мы в глаза друг другу, как вдруг в хате крик: «Эгей!» Остальных слов я не понял, потому что не по-румынски кричали. Вижу только, что все воины разом вскочили, и тут один из них пальцем тычет на моё окно. Значит, это они меня увидели! Я только от окна прянул, а уж понял – человек двадцать из хаты на двор кинулись меня ловить! Побежал я к тому месту у забора, где Войко пояс перекинул, да поздно – там уж эти воины. Оглянулся, а мне и обратный путь отрезан. Сам не знаю, как выбрался. Наверное, Бог мне на время крылья отрастил, потому что я вот с того места, где стоял, так и взвился, подпрыгнул, руками за острые верхушки кольев ухватился, подтянулся. Сам не знаю, как перелез. «Войко, – кричу, – где ты?! Спасайся! И меня спасай!»

– Я, конечно, сразу на крик примчался, – сказал Войко. – Сам на коне уже и второго коня за повод держу. «Вот, – говорю, – Нае, влезай скорей». И только-только успел Нае в седло забрался, как на постоялом дворе ворота открылись, оттуда толпа – кто верхом, а кто пешком с факелами. Припустились мы во весь дух. Верхом за нами гналось человек восемь, остальные все пешие, но те, кто верхом, долго не отставали. У них кони были свежие, а у нас уставшие. Но всё-таки отстала погоня, потеряла нас в темноте.

Нае, глаза которого только что были широко раскрыты от страха, успокоился и начал думать теперь о будущем, которое представлялось омрачённым большой потерей:

– Эх, сколько добра всякого было в телегах. Всё пропало. И вся одежда твоя пропала, господин. Жалко. Особенно кафтанов жалко, которые родителю твоему принадлежали. Два года я их хранил, и вот так в один день всё потерялось. Только один и остался, который на тебе.

– Господин, ты, я вижу, золото закопал? – меж тем спросил Войко.

Влад сидел перед ним на корточках, поэтому сербу было видно, что руки и колени господина испачканы в земле.

– Закопал, – подтвердил Влад и, глянув на небо, которое уже начало светлеть, добавил: – Пойдите поищите. Место от поляны недалеко. Если не найдёте место, значит, закопано хорошо.

Войко устало возразил:

– Господин, темно ещё. Что я там разгляжу?

– Тогда можем дождаться, пока чуть светлее станет.

– Господин, уезжать надо, – сказал Войко, но не мог ослушаться повеления, поэтому всё-таки поднялся, порылся в вещах, уже наполовину уложенных расторопным Нае, достал из мешка короткую палку, обмотанную паклей, – в походе вещь нужная, – запалил её от костерка и пошёл в лес, освещая себе путь.

Влад шёл следом. В предрассветной мгле лес выглядел не так, как накануне вечером, – трудно было узнать знакомые места. Дерево с раздвоенным стволом отыскалось не сразу, но даже тогда, когда отыскалось, Войко, внимательно осматривая землю, ничего не заметил и прошёл мимо.

Влад не удержался и тронул слугу за плечо.

– Здесь, – сказал он, указывая на подножие дерева, и добавил многозначительно: – Почти пять тысяч золотых зарыто.

Войко оглянулся, но вместо того, чтобы подойти ближе к дереву, подошёл к господину, поднял факел, чтобы осветить ему лицо, произнёс обиженно:

– Так вот, значит, как ценится моя верность. В пять тысяч золотых ценится. Лестно слышать, господин, что ты оценил мою верность так. Значит, ты полагаешь, что за сотню или полтысячи золотых я тебя не предам, а за пять тысяч предам? Высоко ты ценишь мою верность. Весьма высоко. Благодарю. Великая мне честь.