Елена Свительская - Старый шаман

– Нет! Что вы! – пылко возразил младший сын, догадки подтвердив его.

И горечь, и гордость заполнила сердце Хон Гуна. Милосердным, почтительным был его третий сын. Но жаль, что по жизни они вместе прошли так недолго.

– Хорошо, – отец с улыбкою пальцы сына сжал, не менее любимого, чем тот, – твой меч передам ему. Скажу, что ты признался наконец… – и, слово гадкое сказав, помрачнел, не сразу сил нашёл сказать: – Что он жизнь зимой спас тебе.

Но Хэй ему улыбался, счастливо. Глаза счастьем горели на исхудалом страшно лице. И мать его улыбалась украдкой. И понял мужчина, что в этих покоях уже всё знали. И старшего сына его любили. Но тоже скрывали, раз сам господин говорить не хотел.

– Спасибо, отец! – сказал благодарно Хэй. – Вы сделали меня таким счастли… – и обмякла рука его в широких ладонях отца. И крепких.

Но что за мука и что за проклятая удача ребёнка очередного вновь пережить отцу?!

И похороны провели широко. Как и пепел второго сына, ветром развеянный. Он – мать призналась – просил её о том. Чтобы полететь по небу с ветром, свободным и с крыльями. Чтобы она сказку ему рассказала, а он – может вдруг – сумеет полетать во сне?.. И во сне другом улетел добрый Хэй. Совсем улетел ещё юный. Душа добротою широкая была у него. Как море. Которым – одним из начертаний – писалось его имя.

А Ён Ниан кутил и пил. Пил и кутил. Но, если честно совсем уж – но о том знали боги только, а из живых никто не подозревал – первые месяца три после похорон наследник пил, тоску заливая об умёршем. Если честно, он немного даже младшего брата любил. Если можно было так о нём говорить. Если сердце его способно всё-таки было любить.

После провала на экзамене первого лишь Хэй смущенно улыбался ему. Единственный улыбался ему в доме. Ну, кроме матери Ён Ниана, хотя по лицу её да по морщинке новой, первой, читалось, что и она сыном своим сегодня страшно расстроена. А тому, привыкшему к её обожанию непременному, разочарование её встретить первое ужасно было. Он вдруг почувствовал себя нищим умом и жалким в глазах у женщины, которую обожал. Одну лишь её. Такую заботливую прежде. То есть, она и сейчас заботливою было, но было уже что-то не то в её глазах.

И после второго провала – хотя он старался на этот раз уже – только Хэй пришёл к нему, с подносом сладостей. И, хотя он в гневе ударил мальчишку по руке, разбив её и поднос со сладостями уронив, однако же добрый мальчишка остался. Сказал, что верит в него. Что верит, что в следующий раз он обязательно… и в тот единственный из дней Ён Ниан пустил его к себе. Со злости споил. Смотрел, как брат младший смешно морщится, впервые попробовав вино. Как он потом смешно танцует и прыгает, поёт охрипши. Как обезьяна прыгает! Но он единственный в тот день был с ним. И в ту ночь. Ночь первую, проведенную без любовниц. А слуги с ужином и завтраком даже не пришли – всем запретил господин разгневанный.

Добрым братом был Хэй. Милым сердцу братом. Но понял это Ён Ниан слишком поздно – уж ветер весь прах его развеял, унёс по краям неизвестным.

Но выводов не сделал тогда Ён Ниан. Он не подумал, что люди бывают смертными. Он не задумался, как он жил и зачем на свете живёт. Кутил и пил. Пил и кутил.

***

Те страшные семь лет были для Хон Гуна. Он страшно боялся, что сын его сопьётся или убитым станет в пьяной драке, драке глупой и непристойной. Последний из всех живых его сыновей. Наследник. Наложница третья родила было ещё одного мальчонку – и восторгом, надеждой отец воспылал – но умер тот на третьем месяце, родиться дерзнувший зимою долгой и страшно в тот год холодной.

Совсем седыми стали волосы чиновника после той зимы. Шёл сорок третий год ему. Но, казалось, что закончилось уж всё. И не хотелось больше ничего. Не ждал он ничего. Хотя, бывало, сердце согревалось теплом рядом с его Кэ У, всё ещё остававшейся в поместье отца и не нужной больше никому. Да согревалось сердце, когда случайно заставал он мать Хэя, молившуюся богам пылко, чтобы вернулся живым Гу Анг, чтобы ничего не навредило ему. Она и с Кэ У несчастной общалась приветливо. Всегда ещё.

– Хотя б ему! – молила. – Хотя бы спасшему жизнь сыну моему, мне его на год подарившему ещё, точнее, на тринадцать месяцев, хоть жизнь подарите ему! Хоть вместо моей жизни!

– А кто останется тогда со мной?! – не выдержал возмущённо её господин, выдав наконец-то своё присутствие.

– Кэ У, – улыбнулась женщина, молодая ещё, но пряди две белых пролегло уже от висков и уходило в переплетения причёски. – Кэ У никогда не бросит вас, мой господин.

Вздохнул отец семейства уныло, прошёл мимо жены коленопреклонённой, опустился устало в кресло. Снова вздохнул.

– Замуж бы ей! – боль очередную свою выдохнул он наконец.

– А может… – начала осторожно жена.

– Что «может»?.. – подался мужчина вперёд, оживившись.

А вдруг она что-то знает? Вдруг подскажет? Она тихою очень была, но умной. Вот, поняла всё про старшего сына, но виду совсем не подала. И, как заметил он, она и её сын, со слугами были милы и справедливы. Из их дома никогда не выходил Гу Анг, опуская голову и пряча слёзы.

– Может… если вернется Гу Анг… – начала она.

– Да вряд ли уже! – он сердито опять вернулся в позу прежнюю.

– Если он книги те сохранит, то, может, в награду вы дадите ему статус свободного? И… – она потупилась смущенно. – И Кэ У, – но тут же взгляд подняла, с живым любопытством заглянула в глаза супруга. – Уж разве он стал б обижать её? – вздохнув, призналась. – Я тоже не хочу обид её. Не хочу, чтоб она как сестра моя в дом матери приезжала навестить, слёзы пряча за натянутою улыбкою.

– То было бы чудесно, – улыбнулся мечтательно Хон Гун. – И как я сам не додумался?! – но тут же помрачнел. – Если он вернётся.

– Молитвами пылкими сердце любого, говорят, сбережёт, – сказала женщина с милою улыбкою.

– Хотел бы я верить, – вздохнул её супруг.

***

Месяца через два морщинка новая пролегла по лбу старшей госпожи. А на третий господину служанки радостно донесли – они тоже любили мать Хэя за приветливость – что ждёт младшая госпожа ребёнка следующего.

Хотя родила она дочку очередную. Но милою такою была, обнимая её, лаская её щёчку, почему-то чаще правую! Сердце отогревалось у супруга, в те мгновения, когда он смотрел на неё.

Мрачнела старшая госпожа. А Ён Ниан и третью попытку завалил, и четвёртую. Чиновником так и не стал. И пил, и кутил. Кутил и пил. Любили вспоминать его злые языки. Пожалуй, один из самых обсуждаемых мужчин в столице. Но разве такое наполнит гордостью сердце матери и отца?!

***

А потом умер Цинь Шихуанди. Империя Цинь встретила свой конец. Всего пятнадцать лет она несла мандат неба. Видно, боги были не слишком довольны чем-то в правлении прежнего императора? Но, впрочем, мандат неба нового хозяина нашёл.