Поль Феваль-сын - Кокардас и Паспуаль

– Всю мою жизнь! Какое блаженство, когда этой жизнью обязан любящей женщине!

– Ты мне надоел, дружок! Нет, Кокардаса-младшего не переубедишь. Самое главное – это вино, а после вина – дружба!

В честь возвращения брата Амабля не закалывали упитанного тельца, но Шаверни, Аврора, донья Крус и все, кто со слов Кокардаса уже простился с нормандцем, были очень обрадованы известием. Он жив, здоров и счастлив, как никогда.

Вечером Паспуаль повел друга к лачуге лекарки: ему не терпелось и Кокардаса отвести к предмету своей страсти, и самому на коленях поблагодарить Матюрину. Каково же было его изумление, когда он обнаружил в лачуге только саму хозяйку, которая объявила, посмеиваясь:

– А Матюрина ушла… Даже и не могу сказать, где найти ее… Погодите, скоро повстречаетесь в Париже!

Обстоятельства надолго разлучили Матюрину и Паспуаля. Что ж? Это ведь только гора не сходится…

Тот, кто знает, как Англия всегда и повсюду вела свои дела, может подумать, что Джон Буль должен был благосклонно принять разбойника, подобного Филиппу Гонзага. Ведь Британия – в других только масштабах, – по сути, всегда исповедала те же принципы.

Гонзага убил одного только Филиппа де Невера и почел бы свои мечты осуществленными, завладев его наследством, – Альбион же еще со времен Кромвеля возвел в правило непрестанные убийства, грабежи и обманы, нападая из-за угла не на отдельных людей, а на целые народы и завладевая их достоянием. Тому свидетели Канада, Индия, Мальта, Гибралтар, Ирландия и многие другие…

Ворон ворону, говорят, глаз не выклюет. Это так, – а перья потрепать все-таки может.

В Лондоне очень кисло встретили французского принца, явившегося, по всей вероятности, чтобы вернуть себе хоть что-то из французского золота, переправленного через Ла-Манш.

Гибель Французского банка в результате аферы Лоу послужила прежде всего к выгоде Англии – и она не собиралась поступаться даже малой частью этой выгоды.

Гонзага хотел представиться при дворе, но первый министр Роберт Уолпол не допустил его. Министр, прежде всего, заботился, чтобы король Георг I не оказался замешан ни в каких интригах, а в особенности в тех, что могли бы привести к сложностям в отношениях с Пале-Роялем. Гонзага разгневался. Тогда Уолпол дал понять принцу: если он немедленно не умолкнет – его попросят выражать свой гнев подальше от столицы.

После этого Филиппа Мантуанского взяли под строгий надзор, и вскоре туманы Темзы ему окончательно опротивели.

Звезда Гонзага все более клонилась к закату, и он вынужден был признать это, хотя из самолюбия и не мог расписываться в неудачах перед своей шайкой. Знал обо всем лишь Пейроль – единственный, кто в лукавстве не уступал хозяину.

Однажды, когда принц в особенно дурном расположении духа мерил шагами кабинет, фактотум сказал ему:

– Монсенъор! Мне кажется, мы на ложном пути. Как нам здесь вести игру? Кругом такой туман, что собственных карт в руке не увидишь.

– Я и сам так полагаю, – отвечал Гонзага. – Но мы столько сил потратили на это путешествие, что надо хоть силой заставить судьбу повернуться к нам лицом – гнаться за ней дальше ниже моего достоинства. Мой принцип таков: надо всех принуждать повиноваться себе – и людей, и обстоятельства. В этом ключ к победе!

– Но в последнее время нам это не удается, монсеньор.

– Чума на тебя, Пейроль, с твоими замечаниями! Что ж, что нам не удается пробиться сразу в первый ряд. Встанем пока во второй, а там уж расчистим место.

– Для этого нужно много сил, а силы сохранили только мы с вами. Остальные…

– Остальные прикованы ко мне навсегда! – топнул ногой принц. – Они – марионетки, управляемые моей рукой. Без меня они ничто! Они повсюду последуют за мной – что им еще остается?

Фактотум покачал головой. Речь хозяина его не убедила.

– Спросите их самих, монсенъор. По моему мнению, если они и вправду марионетки, то и связывает их с вами ниточка, а не цепь.

– Что ж, пусть попробуют порвать эту ниточку!

– Но укрепить ее не помешает.

– Чем? Золотом? Они его не заслужили.

– Так пусть заслужат! Сейчас нам нужно не столько золото, сколько отвага.

– Ох, Пейроль, и горяч же ты нынче! Но я тебя знаю: ты ведь храбр только на словах.

– Каждому свое. Что дурного, если другие будут работать руками, а я головой…

– Кажется, сейчас все хотят быть головой вместо меня… – проворчал Гонзага.

– Извините, монсенъор, но, полагаю, от этого всем нам будет только лучше.

– Эй, мэтр Пейроль! – вскричал Гонзага, оскорбленный последней фразой. – Что это значит?

Но, поглядев на своего лицемерного интенданта повнимательнее, принц убедился: тот по-прежнему преисполнен почтения. Гонзага успокоился и продолжал:

– К чему столько околичностей? Ты что-то придумал? Тогда говори.

– У нас нет особых причин для спешки: однако я убежден, что нам нужно отсюда уезжать…

– В Италию, разумеется? Ведь ты ее имел в виду? Но должен тебя разочаровать: в этой стране нам делать нечего, все места там давно разобраны.

– Разве я говорил об Италии?

– Значит, в Голландию? Идея недурна, и об этом стоит поразмыслить. У тамошних торгашей сундуки ломятся от золота, и если найти к ним подход, то всегда можно поживиться.

– Вы ни на шаг не приблизились к разгадке, монсеньор. Я имел в виду совсем иное.

– Черт возьми! В таком случае говори прямо, иначе мы никогда не кончим.

Пейроль, скрестив руки на груди, выпрямил свое тощее тело и даже привстал на цыпочки, чтобы заглянуть хозяину в глаза, а затем не столько произнес, сколько выдохнул заветные слова:

– Нам надо ехать во Францию!

Теперь уже Филипп Мантуанский пристально посмотрел на своего фактотума.

– Дьявольщина! – промолвил он после секундного раздумья, и губы его искривились в усмешке. – Это было бы изрядной глупостью с нашей стороны. Недели не пройдет, как я окажусь в Бастилии, а ты в Шатле, и там у нас будет время поразмыслить, стоило ли покидать Лондон, чтобы увидеть прелестные берега Сены.

– Вы не созданы для Бастилии, монсеньор, равно как и я вполне могу обойтись без Шатле. Это пристанище для глупцов… Готов держать пари, что буду каждый день прогуливаться перед воротами обеих тюрем, но никому и в голову не придет, что мое место скорее внутри, чем снаружи.

– Любопытно узнать» каким образом ты этого достигнешь?

– Есть вполне надежный способ: стать неузнаваемым. Никто не должен знать, кто мы такие.

– Ты хочешь сказать, что нам придется прятаться в какой-нибудь лачуге, выходить только по ночам и сворачивать в сторону при виде городской стражи?

– Вовсе нет. Разве добрые парижские буржуа скрываются от кого-нибудь? Они безбоязненно ходят повсюду… и нам надо всего лишь войти в их круг. Представьте себе, что принцу Гонзага шестьдесят лет и он торгует сукном, тогда как его верному слуге двадцать, что не мешает ему бойко распродавать шарлатанские снадобья.