Дмитрий Насыбулин - Баллада о тамплиерах

– Оставь нас!

Тот, воткнув факел в кольцо в стене, шагнул во тьму. Здесь ему был знаком каждый поворот.

Пламя слепило, и осуждённого нельзя было разглядеть. Его очертания еле улавливались в тёмном углу.

– Готов поспорить, – неожиданно отозвался узник, предугадывая намерения гостя, – у вас дела хуже, чем у меня, раз вы решили посетить покойника.

– Так ли ты страшен, как о тебе говорят? – спросил капитан, сделав шаг по направлению к решетке.

Спустя мгновение звякнули цепи, из мрачного угла сквозь прутья медленно показались грубые ручищи. Будто две волосатые жерди зависли над головой капитана. Глядя на них, Спрут, сам не маленького роста, подумал: «Высоченный, должно быть, их обладатель».

– Для тебя есть работенка, – продолжил капитан.

– Ещё вчера меня хотели повесить, а сегодня готовы нанять? Для меня этот мир всегда ходил на руках!

После небольшой паузы заключённый спросил:

– Что я получу за это?

Такой вопрос немного смутил Пьёвро. Сидящий по ту сторону решётки вздумал вести торг?! Не выходя из тени, узник придвинул руки в полоску скудного света, чтобы нечаянный гость увидел на запястьях железные оковы. Этот жест дал понять капитану, что у этого человека сегодня в цене.

– У тебя будет возможность, – ответил он с уверенностью, – не дать королю выбрать за тебя, как умереть.

– Годится! – прозвучал в ответ твёрдый голос.

Выйдя из подземелья, Спрут распорядился:

– Отмыть, накормить, одеть и завтра доставить, куда договорились. Серебра я дал достаточно.

Вскоре в обители иоаннитов объявился Ги. Прибывшего с вестями юношу сразу проводили к капитану. Выделенное тесноватое помещение имело для Пьёвро важное преимущество, находясь в отдельно стоящем домишке, близ конюшен. Местечко позволяло держать всех любопытных вдали от его дел. В скромной, наскоро обжитой комнате, Спрут расположился за столом у окна. Отложив в сторону свечи, капитан успевал пользоваться даром светлого дня. Сидя в полной тишине, с непроницаемым лицом он внимательно изучал расписки и финансовые описи храмовников.

– Ты не поверишь! – начал юноша с порога, – там словно живой риф в тёплых морях! Полно голодных ртов! Всё кишит! Шагнуть некуда, все что-то вынюхивают. Не доносит только ленивый.

Спрут отложил бумаги.

– Рассказывай. Что ты узнал? – в его голосе послышалось нетерпение.

– У короля нынче множество забот, – начал Ги, не в силах сдержать эмоции.

Он примостился на краешке стола, повернув веснушчатое лицо к капитану.

– Разногласия с Папой Римским, – загибая пальцы, перечислял юноша, – Климент V, хоть и сидит на цепи у Филиппа, да все равно зубы скалит. Вельможи, дурни, клянчат из казны. А та пуста, как высохший колодец. И даже то королевское золотишко, что раньше хранилось у Ордена Храма, провалилось в бездну, даже не булькнув.

«Возможно, король забрал его неспроста», – рассуждал про себя капитан, слушая парня.

Рассказчик весело тараторил:

– А ещё на улицах ходят слухи о доносах на Орден бедных рыцарей Христа. Якобы Корона поощряет монетой любителей потрепать языком. Вот во дворец весь сброд и захаживает. Метут, как помелом, думая, что их чепуха чего-то стоит.

– Ничего нового, – заметил Спрут, но глаза его сузились, – сдаётся мне, что всё же грянет сильный шторм.

– Однако двое, – продолжил Ги многозначительно, не принимая во внимание замечание капитана, – что я отсеял от этой шелухи, явно что-то прознали дельное. Поговаривают, сам Филипп осыпал их серебром. Пировали, от горла кружку не отрывая, сорили монетой, словно бароны какие-то. Но пьяный язык – враг. Один, в гиблое дело ввязавшись, видать, сболтнул лишнего. Поутру в канаве и нашли. Мертвец был обобран до нитки. Башмаков и тех при себе не имел. А о втором доносчике никто больше ничего и не слышал. Решили, что утонул… на дне кувшина.

Парень наконец перевел дух.

– Я выведал, – произнёс юноша важно, – где он проживал!

– Ты уже был у него?

– Нет. Ты же велел, чуть что – сразу к тебе.

– И то верно, но лучше нам не медлить, – прозвучал твёрдый голос Пьёвро.

Чутьё подсказывало, что в словах парня кроется нечто ценное. Капитан поднялся из-за стола.

– Едем!

Таверна «Одинокий филин» стояла на дороге, ведущей из Шампани в Бургундию. Целыми днями в ту и другую сторону шли или ехали люди, останавливаясь здесь передохнуть. Это было излюбленное место солдат, путников, торговцев и пилигримов.

Удачно выбранное место сулило неимоверную выгоду хозяину. Местные виноделы, пекари, крестьяне, словно к королевскому столу, охотно поставляли сюда вино и хлеб, дичь и овощи. Несмотря на драматичное название, здесь всегда было многолюдно. Посетителям помимо горячего обеда доставались и свежие новости. Людям таверна пришлась по душе ещё и потому, что тут можно было неспешно обсудить дела и отведать отличных вин местных виноделов.

Вейлор, подъехав к «Одинокому филину», спешился, привязал коня, потрепал его по холке и вошёл в таверну. Внутри было непривычно тихо. Никто не горланил, охмелев. Даже заядлым игрокам в кости было не до азарта. На крюке над огнём закипал котёл, с кухни тянулся чуть слышный аромат варёного мяса с нотками трав, но никто не повёл и носом.

Интерес и любопытство собрали гостей заведения в круг в центре зала. В то утро два человека приковали к себе всеобщее внимание. Народ с изумлением и неприкрытым восхищением жадно схватывал каждое слово, слетавшее с языков рассказчиков.

«Та ещё компания!» – подумал молодой человек и примостился чуть в стороне.

Тот, что поговорливей, стоял на скамье, вертелся во все стороны и размахивал руками. Второй, плотный мужчина, важно сидел с полной кружкой в руке, периодически повторяя последние слова во фразах, что придавало истории достоверный характер и усиливало восторг слушателей.

– Еду я, значит, через деревушку. Я выехал до зари, чуть свет, чтобы к полудню на ярмарку успеть. Думаю, там сегодня будут менестрели из Парижу! – рассказывал высокий.

– Парижу! – подхватил второй.

Вокруг ахнули. Говоривший сделал добрый глоток из кружки, которая стояла тут же, на столе, и после небольшой паузы продолжил:

– Смекаю, народу будет видимо-невидимо. Вот я свои горшки и продам!

– Да ты не тяни, что со зверем-то? – беспокоились люди.

– Так я и говорю, – продолжал долговязый горшечник, – еду я через мосток, а там туман лёг, гуще не видал! Словно снегом замело.

– Замело, – зловеще пробасил второй.

– Ничегошеньки не видать. Я ещё подумал тогда, что сена наготовил мало, лишь бы хватило, а что за горшки выручу, на то и сена возьму.

– Горшки твои окаянные! – гневался огневолосый хозяин таверны. – Весь Дижон в твоих горшках!