Владимир Калистратов - История русской идеи

Лояльно относясь к ханам Орды, Алексей проводил политику, направленную на создание союза русских княжеств, которые могут противостоять Орде. Впервые такой союз, включавший в себя Москву, великие княжества Нижегородское, Ярославское, Ростовское, Рязанское и Новгородскую землю, был создан при энергичном содействии Алексея и Киприана в 1374 году. Но вместо того, чтобы обрушиться на Орду, он обрушился на Тверь! Этот «героический поход», с одной стороны, привёл к признанию главенства князя Дмитрия, а с другой стороны, разрушил здание, возводимое упорным трудом греческой дипломатии. В этой войне и патриарх, и его «посол» Киприан решительно встали на сторону Твери (и Литвы), а не Москвы! Патриарший посол склонен был винить в своей неудаче митрополита Алексея – вместо того, чтобы использовать свой авторитет и замирить Тверь, Алексей благословил Дмитрия на её разгром.

2 декабря 1375 года Киприан был провозглашён митрополитом Киевским и Литовским. Но чтобы «это древнее устройство сохранилось и на будущие времена», как объяснял патриарх, было определено, что после кончины Алексея Киприан возглавит всю русскую церковь в статусе митрополита Киевского и всея Руси. После смерти Дмитрия Ивановича так и произойдёт!

В конце жизни Алексей окажется перед проблемой назначения своего преемника. По легенде он якобы возложил на Сергия Радонежского золотой крест, «якоже некое обручение» , но тот отказался от предложения святителя «из смирения». Вероятно, он не считал себя вправе оспаривать решение Вселенского Патриарха и относился к Киприану как к человеку, вполне достойному возглавить Русскую Церковь. К тому же их связывали добрые личные отношения. Сергий не подержал кандидатуру Митяя, выдвинутого лично князем Дмитрием, что осложнит и омрачит их отношения.

Позднее российские историки отдадут должное «фактическому руководству» святителя Алексея внешней политикой Великого Московского княжества при Дмитрии Ивановиче (Донском). А Л. Гумилёв даже придёт к заключению, что «митрополит Алексей при помощи игумена Сергия Радонежского воздвигнет на Руси здание православной теократии». Но это, конечно, преувеличение. Ещё долго на Руси будет доминировать боярская форма правления. Кстати, именно из-за боярского бунта (из-за бегства «обиженного» боярина Вельяминова в Тверь, а затем в Орду) в Москве произошёл такой странный «реверс» атаки с Орды на Тверь.

Затем случится великая Куликовская битва (1380 г.). И хотя уже через год хан Тохтамыш сжёг Москву, а князь Дмитрий отправился к нему за ярлыком, согласившись уплатить дань «на прежних условиях» даже за минувшие времена, и оставил «в залог» сына Василия (будущего Великого князя Василия I), знак Победы остался в народной памяти на века. Современный обыватель вряд ли назовёт имена Алексея, Киприана и Тохтамыша. Он знает героическую личность Дмитрия Донского, поединок богатырей Пересвета и Челубея и, может быть, Сергия Радонежского, «заретушированного» в советские времена.

Пройдёт пять веков, и Александр Блок напишет в своём стихотворении «На поле Куликовом»:

Русская православная Церковь до сих пор чтит имена благоверного Великого князя Московского Дмитрия Донского, святителя Алексея Московского (митрополита Киевского и Владимирского) и преподобного Сергия Радонежского.

Прообразом русской идеи, как зачатка великоруской культуры и самосознания, может служить подвижническая деятельность Сергия Радонежского, причисленного к лику святых в XV веке. Основанный им Троицкий монастырь был камнем в фундаменте духовного здания, которое в грядущие века получит название «Святая Русь». Отсюда исходило благословение Великому князю Дмитрию Ивановичу перед страшным Куликовским сражением. Здесь создавалось «Сказание о Мамаевом побоище» и на многие века сохранялись памятники отечественной письменности. Здесь творил гениальный Андрей Рублёв.

Первичным источником сведений о преподобном Сергии является «Житие», написанное его любимым учеником Епифанием Премудрым. Несмотря на склонность Епифания к «плетению словес», его сочинение относится к числу наиболее ярких и достоверных древнерусских биографий. Сербский монах Пахомий, прибывший на Русь с Афона, переработал сочинение Епифания, следуя византийским образцам, сократив подробности мирского характера и дополнив его описаниями чудес у гроба святого. Собственно говоря, и напутствия Сергия, и «Сказание о Мамаевом побоище», и «Житие», и иконы Андрея Рублёва – это и есть молодые росточки русского самосознания.

Предки Сергия жили в Ростовской земле. Его отец (Кирилл) происходил из местной знати («един от нарочитых боляр») и имел трёх сыновей: старший – Степан, средний – Варфоломей (в монашестве – Сергий) и младший – Пётр. Относительно даты рождения Варфоломея автор пишет так: «Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя Тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла».

Анализ этих словес позволяет определить дату рождения в пределах: 1-31 мая 1314.-1322 г.

В возрасте семи лет Варфоломей начал обучаться грамоте, но, в отличие от своих братьев, учился как-то «медленно и неприлежно». Зато имел склонность ко всякому рукоделию. Феномен его «озарения» Епифаний описывает так: «…он увидел некого черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося…». Варфоломей пожаловался ему о своих проблемах в учении и попросил его помолиться Богу. После усердной молитвы старец подал мальчику кусок святой просфоры, который Варфоломей съел, получив от старца предсказание, что с этого дня он будет знать грамоту лучше своих братьев, которое вскоре и подтвердилось. Этот сюжет лёг в основу знаменитой картины Нестерова «Видение отроку Варфоломею».

Автор «Жития» повествует, что некогда имение Кирилла «кипело богатством», но затем «обнища и оскуде ». Его разорили «хоженья» в Орду в свите Ростовского князя, наезды ханских послов за данью и набеги татар. Эти беды усугублялись русскими междоусобицами. Историческая необходимость объединения была сопряжена с насилием и крушением привычного уклада жизни. Оспаривая власть, князья призывали на помощь татар. Так с помощью Орды Иван Калита разгромил Тверь и получил от хана ярлык на Великое княжество Владимирское, а вместе с ним и Сретенскую половину Ростовского княжества. Люди, бежавшие из Ростова, до конца своих дней не могли забыть о насилиях со стороны московских воевод: «Увы, увы, тогда граду Ростову, паче же и князьям их, яко отъяся от них власть и княжение, и имение, и честь, и славы, и вся прочая потягну к Москве». Описывая бедствия семьи Кирилла, автор «Жития» указывает на тяжесть татарского «выхода» (дани) и голод: «Того же лета (1332) бысть меженина велика в земле Русской, дороговь, глад хлебный и скудость всякого жита». Многие ростовские бояре (кто по желание, кто по нужде) отправлялись в московские пределы на службу к Ивану Калите. Боярин Кирилл с семьёй уехал в Радонеж. Незадолго до смерти Кирилл и его жена постриглись в Покровском монастыре недалеко от Радонежа, и туда же удалился их первенец Степан, принявший в монашестве имя Стефан. По «Житию», именно Варфоломей увлёк брата идеей пустынножительства (хотя Стефан первым овладел книжной премудростью и первым принял монашество). Они отправились в лес, отыскали пригорок Маковец подле глубокого оврага. Неподалёку из-под берега маленькой речки пробивался ключ. На этом месте братья построили себе «хизину», расчистили лес, построили келью и срубили церквушку. Затем по их просьбе приехавшие из Москвы попы освятили церковь, получившую наименование Троицы. Следует отметить, что посвящение храма Троице было редким явлением на Руси. Оно восходило к традициям Киево-Печерского монастыря. Брат Стефан недолго прожил «в пустыне» и ушёл в Москву, поселился в Богоявленском монастыре, где познакомился с будущим митрополитом Алексеем и, по легенде, даже стал духовником московского князя Симеона Гордого.