Сергей Нуртазин - Сарматы. Рать порубежная

Бардус торопливо, желая поскорее отработать полученные деньги, рассказал Харитону обо всем, что знал и видел, в том числе и о своем ночном позоре.

– Ты утверждаешь, что на корабле есть римлянин? – заинтересованно спросил Харитон, когда Бардус закончил свое повествование. – И он дружен с Кауной?

– Да.

– Подружись с ним, выведай о нем все, что сможешь. Я должен знать, откуда он родом, как попал к аорсам. С его помощью постарайся вымолить прощение у Кауны…

Лицо Бардуса побагровело от гнева:

– Я! Прощение у этой…

– Молчи и слушай, – в голосе Харитона появился металл, заставивший Бардуса подчиниться. – Да, прощение. Денег я тебе дал, купи ей подарок, но не женские принадлежности. По характеру она больше мужчина, чем женщина, поэтому и отринула твои ухаживания. Оружие ей дороже всякой девичьей безделушки. Но подарок должен быть недорогим, иначе многих заинтересует, откуда у тебя столько денег. Запомни, ты должен завоевать их доверие и стать им другом… Это будет полезно для дела. В общем, вызнавай, смотри, слушай. Я должен знать обо всем, что происходит на корабле Котиса.

– Но когда и где я расскажу тебе о том, что узнаю?

– В Риме. Я сам отыщу тебя. А теперь прощай.

– Ты не назвал мне своего имени.

– Пока тебе необязательно его знать. Называй меня – господин. И советую не увлекаться вином. Оно развяжет твой язык, и ты можешь потерять не только деньги, полученные от меня, но и саму жизнь…

Умабий вернулся на корабль в прекрасном расположении духа. Впечатления от увиденного переполняли его. Осмотр города, что расположился на Цефисианской равнине, доставил несказанное удовольствие. Даже Пантикапей, поразивший его воображение, казался в сравнении с Афинами менее величественным. Умабий радовался: наконец-то он воочию увидел город, о котором слышал от Ахиллеса, Квинта и Котиса. Ему было на что посмотреть. Белокаменные дома, утопающие в зелени кипарисов, олеандров, оливковых деревьев, виноградников и плюща, крытые галереи, театр, посвященный богу Дионису, библиотеки, круглое здание Одеона, предназначенное для выступления певцов, построенный римлянами стадион, величественные здания и храмы. Но, несмотря на всю красоту городских строений, венцом Афин был возвышающийся над городом Акрополь, он чем-то напомнил Умабию тот, что он видел в Пантикапее. Немало поразили степняка фонтаны и водопровод.

Но не только осмотр города пробудил в Умабии радостные чувства. Существовала еще одна причина, и причине этой было имя – Кауна. Будучи на Агоре, Умабий воспользовался тем, что Котис остановился у лавки торговца свитками и увлекся чтением одного из них, взял Кауну под локоть, отвел ее в сторону. Теперь ему было наплевать на приличия и на неподходящее для подобного разговора место. Нетерпение и желание утвердиться в своих догадках подвигли его сделать этот шаг.

– Ты обижена на меня?

– Разве телохранитель имеет право обижаться на своего хозяина? – В голосе девушки чувствовалась ирония с легким налетом обиды.

– Ты для меня больше, чем телохранитель и друг.

– Что же может быть больше?

– Я тебя…

– Не забывайся. У тебя есть жена. Я – воин, а воину не нужны воздыхатели.

– Ты говоришь неправду, я это знаю.

Лицо девушки залила краска смущения. Она отвернулась, отошла к беседующим о чем-то Квинту и Горду. Слова Умабия попали в цель. Теперь он еще более уверился – чувства девушки взаимны, но еще существовали преграды, мешающие их сближению. Одной из преград мог стать римлянин Квинт, с которым Кауна дружила, или молодой боспорец, выброшенный ею за борт.

По возвращении на корабль Умабий увидел, как боспорец подошел к девушке, извинился за то, что произошло ночью, и вручил подарок – небольшую, размером с ладонь терракотовую статуэтку Афины Паллады. До Умабия донеслись слова Квинта:

– Она похожа на тебя!

Умабий кинул взгляд на подарок. Римлянин был прав – Афина, простоволосая, вооруженная копьем и щитом, была похожа на сарматскую деву-воительницу. Умабий пожалел, что это не он одарил девушку, и почувствовал укол ревности, хотя глубоко в душе чувствовал – ни Квинт и ни боспорец Бардус не нужны Кауне. Более серьезной преградой было его положение в племени и женитьба на Торике.

На следующий день кораблям Котиса выйти в море не удалось. Правители города узнали о присутствии в нем брата боспорского царя и сарматского посольства, явились на корабль и упросили Котиса погостить в Афинах еще несколько дней. Котис согласился остаться в Афинах на пять дней, что дало Умабию возможность ближе узнать город и его обитателей.

Задержкой посольства воспользовался Харитон. Корабль Фотия в тот же день покинул Пирей и направился к Бурундзию. Там, пользуясь письмом Митридата, Харитон, как посланник боспорского царя, получил у муниципального декуриона [41] Декурион – высшее сословие италийских и провинциальных городов Римской империи. Ведали городским управлением, сдачей земель в аренду. пропуск, дающий право беспрепятственно следовать в направлении Рима. По пути в Рим Харитон посетил виллу Сервия Цецилия в пригороде Капуи. Ту самую виллу, где он влачил пусть и не жалкое, но все же унизительное для него существование в качестве раба. Поговорив с управителем, он узнал, что с приходом к власти Клавдия его бывший хозяин Сервий Цецилий предпочитает большую часть времени проводить в Риме, так как является приближенным императора. Выведав у знакомых слуг нужные сведения о Цецилии, Харитон отправился дальше. Спустя два дня Аппиева дорога привела его в Рим.

Восемь темнокожих и атлетически сложенных рабов-нубийцев в желтых набедренных повязках медленно шагали по одной из главных улиц Рима – Таберноле. Их мускулы были напряжены, тела блестели от пота. День выдался жарким, а ноша нелегка. В крытом синей шелковой тканью паланкине, развалившись в кресле, восседал их господин – пухлолицый, губастый и довольно объемный телом Сервий Цецилий. За носилками шли шестеро телохранителей-гладиаторов. Сервий имел в Риме свою небольшую гладиаторскую школу, готовившую гопломахов, чем немало гордился. Кроме телохранителей носилки сопровождали трое слуг, один из которых шагал впереди, время от времени выкрикивая одну и ту же фразу: