Виктор Носатов - Охота на «Троянского коня»

– Ваша правда, Евгений Евграфович, – согласился жандармский полковник, – для кого война – мачеха, а для кого – мать родная… Я предлагаю первый тост за наше боевое братство. Ведь и от нашей с вами совместной работы зависят успехи нашей армии, – предложил Стравинский, разливая коньяк в серебряные рюмки.

– Давайте выпьем молча за тех, кто воюет и погибает на полях сражений, – неожиданно предложил Баташов и, не ожидая ответа полковника, опрокинул рюмку. Не дожидаясь хозяина, налил себе еще и тут же одним глотком осушил вторую рюмку.

Удивленный жандарм кинул проницательный взгляд на генерала и, заметив, что тот, как ни старается, не может скрыть излучающего глубокую внутреннюю боль взгляда, все понял. Зная, что генеральский сын воюет на передовой, он молчаливо пожал плечами.

– Все в руках Господа… – то ли в утешение, то ли в назидание философски промолвил он.

– Простите, Апполинарий Эрастович, что отвлекаюсь от оговоренного нами заранее дела, но я сегодня получил горькое известие о том, что сын мой пропал без вести, – с еле скрываемом отчаянием в голосе произнес Баташов.

– Это, конечно, веский повод для огорчения, но отнюдь не для отчаяния, – обнадеживающе промолвил Стравинский. – Мало ли русских воинов томится сегодня во вражеском плену? Придет время, и обменяем всех на всех…

– Когда это будет? – уже более ровным голосом спросил генерал. – И трех месяцев не прошло с тех пор, как один гвардейский полковник в Зимнем дворце уверял меня в том, что наша победоносная война закончится в Берлине в крайнем случае к Рождеству. А ей конца-края не видно. А вы про обмен какой-то говорите. Да пока кончится эта война, пленные наши от голода околеют. Читал я отчеты Красного Креста о том, как немцы соблюдают Гаагскую конвенцию. Русские пленные мрут от голода и болезней тысячами.

– Как же вам помочь? – задумался Стравинский. – А что, если порасспросить военных, вернувшихся из австрийского плена. Сегодня же расспрошу прапорщика, сбежавшего из-под Вены третьего дня. Мои люди задержали его на вокзале. Документов при нем никаких не было. Я его временно, до выяснения личности, под надзором в жандармском управлении устроил.

– Но как можно офицера в каталажку сажать? – искренне возмутился Баташов.

– Обижаете, Евгений Евграфович, – смущенно промолвил полковник. – Я же его со всеми удобствами в своей приемной устроил.

– Ну, если так, то я прошу прощения, – сменил гнев на милость генерал. – Вы не будете против, если я вместе с вами поприсутствую при разговоре с этим прапорщиком.

– Буду рад. Ведь это в наших с вами интересах, – согласился жандармский полковник.

– А теперь перейдем к главному вопросу нашей встречи, – уже спокойным, уравновешенным тоном промолвил Баташов. – Прежде чем обговаривать вопросы взаимодействия, я бы хотел обменяться с вами сведениями о положении в Царстве Польском. Здесь есть над чем нам подумать. Как вы, наверное, знаете, до войны я с вашим предшественником довольно плотно работал по выявлению в Варшавском генерал-губернаторстве вражеской агентуры. Реально была раскрыта шпионская деятельность тридцати немецких агентов. Правда, до суда дошли лишь с десяток дел. Но это не наша вина, а наша беда. В настоящее время обстановка в Царстве Польском обострилась до предела. По имеющимся у меня данным, молодежь, рабочие, крестьяне и торговцы, большая часть дворянства ждут не дождутся, когда немцы захватят Варшаву. Складывается очень пестрая картина различных общественных сил как в Царстве Польском, как в Галиции, так и на севере Польши, – продолжал развивать свою мысль Баташов. – Как вы, наверное, знаете, сегодня один из самых популярных лидеров польской молодежи и всех антирусских сил здесь – Юлиан Пилсудский. Вся его так называемая «военная организация» Польской партии социалистов еще с девятьсот шестого года полностью запродалась австрийской разведке. «Фраки», как их называют после выхода из партии и создания фракции, пропагандируют мысль о том, что для них неизменными остаются задачи борьбы против России всеми силами и средствами. Они не только призывают к военным приготовлениям, требуют подготовки военных кадров и оружия, но и создают вооруженные формирования. Полякам, мобилизованным в русскую армию, «фраки» рекомендуют организовывать сбор шпионской информации о России, проведение диверсий, террора… В добавление к этой нечисти, – после небольшой паузы продолжал Баташов, – лидеры галицийской социал-демократии Дашиньский и Сливиньский также находятся в тесном контакте с австрийской полицией и разведкой и толкают свой народ в неметчину. Незадолго до войны в Кракове на антиправительственную сходку собрались представители всех политических партий и сословий Польши. Доклад делал сам лидер большевиков Ульянов-Ленин. Представьте себе, этот русский по национальности человек заявил с трибуны «Спуйни», что большевики готовы объединить все революционные силы под лозунгом демократической республики в сочетании с лозунгом права наций на самоопределение и отделение от России! Что говорить о политических врагах России, если наши милые союзники – французы, как я смог доподлинно установить, тоже всячески подстрекают поляков к отделению от России.

– Союзники как всегда непредсказуемы. Но я больше всего опасаюсь наших доморощенных социал-демократов, – откликнулся задетый за живое жандармский полковник, – недаром в каждом большевике я селезенкой чувствую вражеского агента.

– Да-а, нюх вас не подводит, – согласился Баташов, – ведь это их лозунг: «Чем хуже, тем лучше!» А, переводя этот лозунг на военный лад, можно со всей определенностью сказать, что чем хуже для русской армии, тем лучше для большевиков. Это не по их ли сценарию в войсках начинается брожение? В секретных сводках постоянно сообщается о том, что среди нижних чинов «нарастает желание скорее кончить войну». Мало того, из сводок явствует, что и у офицерского корпуса отношение к правительству «самое отрицательное». Господа офицеры в высших сферах видят только «измену и предательство». Скажу вам больше, опора государя-императора – некоторые обер-офицеры, штаб-офицеры и даже генералы дошли до того, что «высказывают крамольные мысли о царской семье, за которые не так давно карали каждого, как преступника». И, что самое удивительное, даже в таких условиях армия еще живет по присяге, хотя уже чувствуется, что в ее недрах нарастает напряжение, чреватое взрывом. Откровенно говоря, у меня сегодня был нелицеприятный разговор с генералом Банч-Бруевичем, который нацелил работу контрразведывательного аппарата на выявление крамолы в войсках. Вы представляете всю сложность этой затеи?