Сергей Мильшин - Ворота Сурожского моря

Развивая успех, парень погладил пегого по шее. За спиной затихли парни. Борзята почувствовал, как побежала струйка пота по спине. И в этот момент пастух накинул на коня недоуздок. Тот неожиданно воспринял его, как должное. Но в огромных глазах Лукин прочел другое: «Ну-ну… Наивные, сейчас-то я вам покажу… Еще посмотрим, кто кого». Выхватив чумбур из руки пастуха, Борзята одним движением взлетел на жеребца.

И в первый же момент чуть не грохнулся. Жеребец, похоже, ожидавший подобного, взлетел на свечку. Пастух упал рядом, но тут же подскочил, краем глаза Борзята углядел его дергающиеся лопатки в такт бегу под стареньким зипуном. Дальше стало не до наблюдений. Конь с высоченной свечки упал на раздвинутые ноги, опустив морду почти до земли. Голова парня оказалась намного ниже зада. Лукин вцепился, как клещ. Задние ноги резко взбрыкнули, и Борзята за пару секунд чуть второй раз не оказался на земле. Только каким-то чудом ему удалось удержаться на ставшем вдруг скользком, как мыло, крупе. Жеребец завернул морду, пытаясь укусить наездника, но тот успел оттянуть коленку. Из-за жердей что-то кричали, но парень не слышал. Чумбур, судорожно зажатый в руке, и дикий танец знающего, что делать, жеребца. Это все, что умещалось в его сознании сейчас.

Конь, напрыгавшись и накозлив на месте, сообразил, что так просто нахального человека не скинуть. Вывернув длинную шею, он с места ударил в сумасшедший галоп. Борзята не помнил, когда ездил так быстро. Жеребец закрутил дугу вдоль ограды, изредка пытаясь козлить. Лошади при приближении пегого шарахнулись в сторону. За лошадиными спинами пропали парни. И тут же головы друзей появились вновь – казаки забрались на забор. Борзята со всей дури стискивал конскую шею, не опасаясь малость и придушить, – послушней станет. Но пока не становился.

Резко развернувшись, пегий галопом пошел на заграждение. Жерди прыгали перед глазами, стремительно приближаясь. Тут Борзята струхнул по-настоящему. Если до этого как-то и некогда было бояться, то теперь пришло самое время. А если он не остановится? И со всего маху ударится об ограду? Как бы крепко ни держался, а слететь – раз плюнуть. Борзята, зажмурившись, мысленно перекрестился. Внезапно жеребец, круто развернувшись, затормозил всеми четырьмя ногами. Парня понесло набок, он понял, что еще чуть-чуть, и съедет. Из последних сил он сжал ногами брюхо коня. И на какой-то момент замер. Жеребец не шевелился. Звуки голосов, словно сквозь толстую стену, пробились к сознанию парня.

Подняв голову, он увидел перед лицом потрескавшиеся сухие жерди. Позади кричали друзья, но что – не разобрал. Зато понял, что победил. Жеребец, вздрагивая кожей, тяжело дышал, но не двигался.

Подскочивший пастух придержал сползающего парня. Ноги Борзяты дрожали, но улыбка растянула губы на все 32 зуба.

– Силен! – пастух довольно причмокнул. – Давно такого не видал. Он давеча одного нашего так уделал, что тот до сих пор, поди, не отошел. Ребра переломал. Во как.

Борзята прижался к потной шкуре пегого. Тот повернул морду, в его распахнутом лиловом глазе Борзята прочитал ясно: «Твоя взяла».

Дыхание постепенно успокаивалось. Пастух кивнул в сторону выхода, где поджидал Муратко:

– Идем, что ли. Ты-то своего нашел. А друзья твои пока безлошадные.

Кивнув, Борзята потянул за чумбур. Пегий послушно развернулся, повинуясь движению хозяина.

Муратко, склонив голову, ожидал их.

– Ну, рассказывай. Чаво его сюда загнали. Говорили же только про готовых к седлу? А про энтого полудикого речи не было.

Кривоногий стрельнул невинными глазами:

– Шибко кобыл любит. А силенок против вожака пока маловато. Тот бы загрыз его, и все. Пришлось спасать.

– Ясно, – он повернулся к Борзяте, тихо поглаживающему вздрагивающего коня. – Точно его возьмешь? Он же еще ничего не умеет. Учить придется. А времени-то уже нет почти.

Борзята блеснул счастливыми глазами:

– Научу. Он умный.

– Точно умный, – встрял пастух. – Такой умный, что беда прямо.

– Ну как хошь, – Муратко отвернулся к парням, окружившим Борзяту с конем. – Выбрали лошадей?

Оказалось, все уже присмотрели себе скакунов. Пастух махнул рукой казакам, приглашая за собой в загон. Парни выстроились за ним.

Дароня, как и собирался, взял спокойную бурую лошадь с подпалинами на кончиках гривы и хвоста. Валуй выбрал опытного каурого жеребца, хорошо знакомого с седлом. Его недавно пригнали в табун после смерти хозяина – казака-бобыля. Космята присмотрел себе тонконогую золотисто-буланую кобылу. А Пешка нашел трофейного коня, еще несколько месяцев назад ходившего под татарским седлом. Конь, словно сразу признав родственную душу, положил голову на плечо Пешки. Тот, светясь от радости, что-то шептал на ухо жеребцу по-своему. Пастух выделил казакам комплекты сбруи, и назад ехали уже впереди телеги на своих лошадях.

– Не так малость, смотри, как я, – повернув коня, Муратко толкнул пятками.

Умный конь с места прыгнул в галоп. Есаул вскинул саблю над головой. Десяток саженей до выстроенных рядком лозин конь не проскакал – пролетел. С легким свистом, провернувшись в полете, грозное оружие рухнуло на тонкий прут. Взгляд не уловил – попал или нет, блеснувшая голомля слилась со слепящей небесной синью. Прут даже не вздрогнул. Прошли секунды, Муратко, окоротив коня, уже разворачивался. Парни дружно в голос успели досчитать до пятнадцати. И только тут верхняя часть лозины плавно поползла по ровному срезу, а есаул, не глядя на дело рук своих, улыбаясь, направил коня шагом обратно. Валуй почесал затылок:

– Как же это у тебя получается?

– Дай-ка я ишшо разок, – Борзята объехал задумавшегося брата. Покрутил саблей, разминая плечо.

– Эх! – пегий жеребец поднялся на дыбы и, опустившись, рванул галопом.

Парень вскинул саблю. Вжикнуло гибкое железо, и кончик лозины, задержавшись до счета четыре, укоротился еще на вершок. Дождавшись, пока младший Лукин возвратится на исходную, есаул одобрительно кивнул сдерживающему довольную улыбку Борзяте:

– То добре, хлопец. Видно, что уменье есть. Только подправить надоть. Глянь ишшо разок. И все тоже гляньте. Вот так, вот так… резче. С проворотом, – есаул уже который раз показывал выстроившимся перед ним всадникам приемы сабельной атаки.

Особым шиком считалось у казаков, если срубленная лозина не сразу сползет по срезу, а, словно не веря известию о своей смерти, задержится как можно дольше. Умелая рука могла так направить саблю, что тонкую камышинку даже ветром не качнет. А бывали, говорят, такие мастера, у которых срубленные лозины вовсе не падали, и срез снова затягивался. Может, сказки…

С конем Борзате повезло. Пегий быстро сообразил, что хозяин требует от него полного подчинения, и в каждой ситуации старался демонстрировать почти собачью преданность. Однако у него был пунктик: жеребец никого из станичников к себе не подпускал. Конь видный, многим казакам хотелось подойти поближе, рассмотреть его, а то и пощупать. Но, угадав желание человека приблизиться, конь зло скалился, прижимая уши. Охота погладить жеребца у постороннего казака сразу пропадала. И только при появлении младшего Лукина жеребец как по мановению волшебной палочки преображался в смирного и послушного коня. Борзята нарадоваться не мог на четвероного друга.