Иван Мирошниченко - Золоту – жизнь, человеку – смерть

Владимир Павлович заехал в дом с черного хода. Около раскидистой ивы стоял кирпичный сарай, он в нем складывал свой инструмент и приборы, с правой стороны был гараж, где стояла машина. К его двуколке была привязана гнедая верховая лошадь. Сначала занес ящики в сарай, потом снял чемоданы, отнес их к углу дома и поехал выпрягать лошадей. Так же с черного входа зашел в дом, поставил в своей комнате чемоданы, взял полотенце и мыло, пошел на пруд искупаться. Служанка, увидев его, низко поклонилась, хотела бежать за хозяйкой дома.

– Окончит работу, придет, а я схожу на пруд вымоюсь. До моего возвращения накрой стол и поставь самовар.

– У нас гости, Владимир Павлович,

– Знаю, потому и тороплюсь, долго не задержусь.

Служанка подошла к экономке дома и известила о приезде хозяина.

– Велел всем накрыть стол.

В беседке накрыли стол, подавали холодную закуску, поставили вино и водку. Ждали хозяина, чтоб ставить горячее на стол.

Галина Матвеевна, увидев накрытый стол, всплеснула руками и промолвила:

– Приехал отец и снова запретил говорить, что он дома. Зовите всех к столу. Наверно пошел мыться к пруду.

На их удивление, отец появился не со стороны пруда, а вышел из дома. Он был в военном мундире, с георгиевскими крестами на груди. Прибежали сыновья, обняли и расцеловали отца. Жена чуть прослезилась, обняла мужа.

– У меня сегодня праздник, окончил стройку, заключил договора на новую, имею целую неделю свободную. В честь такого события дарю всем от чистого сердца подарки.

Раздав всем подарки, не забыв даже домашнюю прислугу, попросил всех через пол часа на чай в беседку.

Жена профессора, развернув пакет, увидела, красивое светло-вишневое платье с косынкой и белыми туфлями.

– Все одного цвета и все подходит мне, как будто кто-то для меня по заказу шил.

Несколько раз она прошлась по комнате, любуясь перед зеркалом.

– А ты, почему не надеваешь рубашку, надень. Ведь он просил прийти в его подарках.

– Дорогие и изящные подарки не мало стоят. За одну зарплату так много не возьмешь.

– Одевай и пошли, а то чего доброго, откажет тебе в поездке за границу. Он богат, а ты умен. Вы нужны друг другу.

Во дворе зазвонил колокольчик, известив, что стол накрыт, пора к столу.

У Галины Матвеевны были волосы шатенки с небольшим рыжеватым оттенком и голубые глаза. На ней было одето такого же цвета платье, розовато-голубого цвета туфли и шаль. На руке дорогой браслет с часами.

– Садитесь, профессор, там, где вам всего удобнее, а мы с женой присядем около вас.

Старший сын сел около отца, младший – около матери. Владимир Павлович говорил только по-украински и только, когда начинал рассказывать смешные истории, переходил на французский.

– Мне бы хотелось поговорить с вами о работе вашей жены. Я в восторге от нее, мне жалко, если ее ум и талант как ученого погаснет здесь, она должна быть там. – Профессор поднял вверх руку и пальцем показал в небо. – Дорогой Владимир Павлович, вы должны ей помочь, как инженер и любящий муж. Галина Матвеевна должна показать свою работу не только здесь, в России, но и за границей. Такие работы и операции еще никто нигде не проводит. У нее огромное количество лекарственных препаратов, которые нужны людям. Она должна защитить свою работу, а на препараты получить патенты.

– Я не привык такие вопросы решать за столом, но коль вы, профессор, их затронули, попробую вас выслушать.

Женщины хотели выйти, но Владимир Павлович упросил их остаться.

– Если это стоящее дело и моя жена подтвердит ваши слова, то я к вашим услугам.

Беседа длилась до самого вечера. В доме зажгли лампы, решили окончить разговор в доме.

– Сколько потребуется денег на опубликование ее работ? – спросил инженер у профессора.

– Такие открытия печатаются бесплатно, а вот поездка за границу и обобщение ее богатейшего труда, кое-что стоит.

– Сейчас идет война, во многих странах революции, но я попробую. Сначала нужно перевести деньги за границу в банк, потом ехать.

Лариса была самой младшей дочерью у родителей. Когда ей было семь лет, отец с матерью копали новый шурф для гончарной глины. Произошел обвал, завалило землей отца вместе с матерью, и осталась она со своими двумя сестренками сиротой.

Дед с бабой научили внучек гончарному делу. Хоть и тяжел труд гончара, но Лариса с лихвой справлялась со своей работой. Иногда в селе злые мужики говорили на нее: «Это не баба, а целая телега, мужика одолеет».

Однажды ехал их сосед сверху на арбе, лошади чего-то испугались и рванули в сторону. Перевернулась телега со снопами и придавила его. Подбежали мужики, силятся, тужатся, а телегу не могут поднять. Лариса одной рукой подняла одну сторону телеги, а второй – вытащила соседа. С той поры перестали к ней подходить парни, приглашать на танцы, все ее стали сторониться. Только сельский староста подошел к ней весной, похлопал по спине:

– Ты, красавица, самая главная в доме, а на каждого мужика положено две десятины земли. Дарю тебе их около твоего дома, паши и сей вместе с дедом.

Так и стала Лариса с той весны, кроме бабы-воз, еще и баба-мужик. Жили они бедно, и никто не брал ее старших сестер – кто возьмет бесприданниц. Каждое свободное время уходила Лариса на заработки, чтоб купить сестрам приданное.

Люди жалели и любили девочек. Но одно дело жалость и любовь, а другое взять в дом нищую, когда и у самих не всегда есть кусок хлеба.

Дед спросил сына: «Что женишь его на Ларисе или нет?».

– Нужно подумать. Оба здоровые, красивые. Старшие оба женаты, живут со мной и этому хватит места. Оставит ли она своих деда с бабкой. Вся домашняя работа лежит на ее плечах.

– Где он с ней познакомился, ты, отец, не спрашивал его?

– Нет, – ответил дед.

– Если на такой красавице женится, отдам в приданное половину пасеки. Я уже стар, слабею, а у них силы хоть отбавляй. У нее поле около дома, пусть сеют медовые травы, подсолнух, гречиху. Будет мед и масло, а нет, продадут гречиху на зерно.

– Поезжай, сынок, домой и возьми себе деньги, а я с внуком поговорю. У меня душа болит за него, хочу поговорить по-мужски с ним, мы понимали друг друга всегда, думаю, и здесь нет у меня ошибки.

– Полночь, отец, сейчас страшно ночью ездить, выеду утром рано. Поговоришь с ним утром, когда проснутся. Видишь, голубки спят. Дай послушать, что они во сне говорят.

– У тебя есть что-нибудь выпить, отец, что-то в горле комок стоит, – чуть позже сказал сын.

– Выпей холодной воды, он и уйдет.

– Этот не уйдет, он будет всю жизнь по пятам ходить.

– Выслушал стервец, и нужно тебе было лезть им в душу. Спят, пусть спят, нечего выслушивать их тайны. Приложил свои уши прямо к их губам.

– Не бурчи, отец, дай немного мне прийти в себя. Не может такого быть, чтоб оба видели один и тот же сон, говорили во сне об одном и том же.