Михаил Чуркин - Сквозь тайгу к океану

– Послушайте, Сергей, – обратился к нему Сеня. – Вы друг и однополчанин моего командира. Он никогда не простит мне расправы над вами. Аргунцев для меня как старший брат, поэтому я отпускаю вас с миром. Идите восвояси и храни вас Господь. Надеюсь, нам не придется встретиться в бою. Кроме того, лично у меня к вам вражды нет. Сейчас я, для порядка, выстрелю в воздух, а вы сигайте в овраг и идите по нему до ручья, который выведет вас к речке. По ней доберетесь до людей. – Сеня поднял ствол карабина и выстрелил. – Ступайте поскорее.

Однако Сохнин почему-то медлил. Затем он, глядя Сене в глаза, заговорил:

– Послушайте, вас, кажется, зовут Арсений. Так вот, если вы тоже друг и адъютант Саши Аргунцева, то я скажу вам следующее. Никаких добрых чувств к вашим командирам, и особенно комиссарам, я не испытываю и буду воевать против них, но такие люди, как Аргунцев и вы, не должны погибать в этой братоубийственной войне. Вашему начальству я ничего бы не сказал даже под пытками, а вам скажу. Моему командованию уже известна дислокация вашего и еще нескольких отрядов, которые мы считаем бандами. Не позже чем через неделю крупное подразделение наших регулярных войск, при поддержке казаков, блокирует вам пути отступления и японский карательный отряд довершит ликвидацию ваших партизан. Запомни это. Передай тайком эту информацию Александру, и уходите из этих мест как можно быстрее. А теперь прощай, парень.

Некоторое время Арсений стоял как громом пораженный. Меж тем Сохнин стал спускаться по крутому склону оврага.

– Эй, постой, – окликнул его партизан.

Офицер вопросительно взглянул на него.

– На, возьми, – Сеня вынул из кармана и бросил ему трофейный пистолет. – Тут, в тайге, и с тигром и с медведем-шатуном встречи нередки, да и народец попадается лихой, так что, может, пригодится.

Сохнин поднял оружие, кивнул головой и скрылся в зарослях оврага.

Сеня дождался хлопцев с самогоном, заставил их выстрелить по разу и настрого запретил рассказывать об отлучке в селение. Ребята были толковые и все поняли.

После рассказа Аргунцеву о липовом расстреле Сеня увидел, как глаза командира предательски увлажнились, и он несколько раз сглотнул кадыком, чтобы задавить горестный всхлип.

– Спасибо, хлопче, – хрипло сказал он. – Они мне сказали, что будет суд трибунала и, возможно, беляка обменяют на кого-нибудь из наших… Я бы потом всю жизнь мучился, что не спас боевого товарища. Так, ладно, доложим командиру, что получили информацию о карательном рейде белых и японцев от наших людей из Хабаровска. Только уж очень Лютому не хочется покидать насиженное место и вновь блуждать по тайге. А особливо не по нутру это сопливому комиссару.

– Информацию надо тщательно проверить, тщательнейшим образом, – тараторил Слабитер. – Это может быть провокацией, – продолжал он.

Видно было, что комиссар струхнул не на шутку, но упирался всеми силами, чуя, что его выгоняют на мороз.

Лютый был человеком неробкого десятка. Прожженный авантюрист, родом из-под Одессы, он понимал, что если вовремя не «смазать пятки», можно лишиться головы, но пока медлил.

– Надо послать разведку и проверить данные, – глядя исподлобья, приказал он.

– Хорошо, – ответил Аргунцев. – Позволь, я пойду.

– У тебя что, ребят толковых нет, послать некого, – возразил командир.

– Предлагаю возглавить разведку товарищу Наумкину, – предложил комиссар Громов – Слабитер.

Он хотел, чтобы дело возглавил его верный последователь- говорун и хитрец Арнольд Наумкин.

– Ну уж хрен тебе, – обозлился Аргунцев. – Этот болтун и пролаза известен почти всем полицейским чинам Хабаровска и Владивостока.

– Зато это политически грамотный товарищ, – воскликнул «казематный страдалец».

– Ша! – рявкнул Лютый. – Пусть это ботало идет, но старшим надо назначить толкового партизана. Из своих выбери, Андреич, двоих, кто знает наших в Хабаровске. Ну хотя бы Циркача и еще кого.

Циркач – это прозвище прицепилось за Сеней при поступлении в добровольческий полк. Дело в том, что перед тем, как записаться в армию ДВР, Арсений полтора года работал в итальянском цирке Аригони в качестве униформиста. Итальянцем был директор цирка, хотя фактически труппой заправляла его жена, властная красавица из бывших наездниц, а артисты были русскими людьми, но имели звучные итальянские псевдонимы. Циркачом он не стал, поскольку этому искусству учатся с детства, но хорошо развился физически. Подражая акробатам, он выполнял упражнения на кольцах и турнике. Пробовал ходить по канату. Тягал гири с атлетами и участвовал в тренировках с борцами. Несколько раз подменял кавалеристов в номерах с вольтижировкой, – словом, после того, как он показал ребятам несколько гимнастических упражнений и простейших фокусов, за ним закрепилось прозвище Циркач. При увольнении жена хозяина всячески отговаривала его уходить из цирка к большевикам, поскольку в вопросах политики разбиралась слабо, и приглашала отправиться на гастроли в Шанхай, но Сеня не послушал ее, потому что мечтал стать военным.

– В Хабаровске особо не светитесь, – наставлял Аргунцев, – навестите Яшку Рака, разузнай у него наедине, что почем, и сделай вид, что получил информацию о рейде белых и японцев. Смотри, чтобы балабол Наумкин не вылез где не надо, а то он себя без пяти минут комиссаром считает. Кого с собой возьмешь?

– Можно было бы взять Гришу Лапина, но он город плохо знает, а может, взять Евсеича, человек бывалый, да и за папашу сойдет.

– Бери обоих, и давайте, втихаря, пристаньте к какому-нибудь крестьянскому обозу, что на рынки провиант возят, и через пару дней назад.

– Будет исполнено, командир, – Сеня поднес два пальца к косматой папахе. – Кстати, давно хотел тебя спросить, как вы расстались с Варей?

– Нормально расстались, – Аргунцев недоуменно пожал плечами. – Я ее проводил до школы, где они ночевали, а утром уже занимался формированием отряда. Это ты вот, будучи как заяц во хмелю, целовался взасос с их классной дамой, которую тоже изрядно подпоил, плясал и орал как оглашенный. Чего это на тебя накатило?

Сеня почувствовал, что краснеет, и неопределенно махнул рукой:

– Так, дурь нашла. Перебрал маленько. Ты ведь знаешь, что я не пьющий.

– Бывает, – усмехнулся Андреич.

– Ну, с Богом, – он перекрестил и троекратно расцеловал Арсения.

Зеркальщик Яшка, по прозвищу Рак, был в Хабаровске человек известный. Этот невысокий, согбенный мужчина имел гальваническую мастерскую почти в центре города. Яшка отличался рассудительностью и железной волей. В мастерской и примыкающем к ней домике он собирал самых известных в округе воров, бандитов и революционеров. Авторитет Якова был настолько велик, что в его присутствии никто не перепивался вусмерть, не горланил и не скандалил. Даже матерщина в его компании не поощрялась. Он давал прибежище и оказывал помощь каждому, кто приходил, по рекомендации проверенных людей, но боже храни такого, который попытался бы оскорбить или рассердить Рака. Свое прозвище он получил за то, что, несмотря на внешнюю худобу и сутулость, Рак обладал чудовищной силой рук. Он мог спокойно ломать пятаки и подковы. Рвал колоды карт и гнул ломы. Рак мог с такой силой сжать человеку руку, что ломались пальцы или на запястье оставался круговой синяк. Пару раз он своими «клешнями» ломал конечности буянам, и этого было достаточно, чтобы к Раку стали относиться с великим почтением.