Герман Генкель - Под небом Эллады

Говоривший умолк, и голова его поникла на грудь. Видно было, что человек пережил много тяжелого и, если привел в пример обиду Хризолиса и судьбу Агриаса, то лишь оттого, что не хотел говорить о себе, о своих собственных свежих ранах, о своем позорном положении полной зависимости от алчного заимодавца-евпатрида, который в любую минуту мог продать в рабство этого гордого своей свободой гражданина.

– Да, ты прав, Филогнот, прав, тысячу раз прав! И вот оттого-то мы, лучшие и наиболее смелые из граждан, и примкнули к Килону и его сподвижникам при первом слове о желанной справедливости. Мы не можем и не хотим долее терпеть этот гнет, этот позор, который хуже рабства. Если боги нас оставили, то мы и им объявим войну!

Так говорил молодой воин, и вся мужественная фигура его дышала в тот миг решимостью вызвать на смертный бой хотя бы самого бога войны – Ареса.

– Успокойся, юноша, и не кощунствуй. Да хранит нас от всякой напасти Афина-Паллада! – воскликнул Филогнот и быстрым движением привлек говорившего к себе, как бы желая оградить его от незримых стрел незримого врага. – Да будут далеки такие мысли от главы твоей, дитя мое! Боги за нас, потому что мы стоим за правое дело. И, действительно, дал ли бы мегарский тиран [4] Тираном мы называем жестокого, хотя бы и законного государя, древние же греки под тираном разумели правителя, который незаконно, силой или хитростью, присвоил себе власть, по праву ему не принадлежавшую, хотя бы он был человеком кротким и гуманным. В древнегреческом понимании «тиран», следовательно, соответствует современному слову «узурпатор». Феаген отряд наилучших воинов зятю своему Килону, этому благородному, бескорыстному другу угнетенных афинских граждан, если бы не был уверен в правоте его дела и в конечном успехе? Феаген силен и богат, но ссориться ему, тирану соседней Мегары, с Афинами не приходится: он мог бы, если бы не верил в победу зятя, лишиться и власти, и богатства, и родины. Значит, Килон может рассчитывать на конечный успех. Наконец, гляди, и сама Афина-Паллада того же мнения: ведь овладели же мы Акрополем. А сколько доблестных граждан города примкнуло к нам, горя теперь одним лишь желанием – поскорее сбросить постыдное иго ненасытных евпатридов!

– Ты забыл, Филогнот, – заметил кто-то из присутствующих, – что мы понесли и кровавые жертвы: убито более тридцати приверженцев Килона, поранено куда больше. Сам Килон получил удар ножом в руку и носит повязку.

– Стыдно отчаиваться, друзья, – продолжал Филогнот. – Надежда на богов и правота дела должны дать нам силы довести все это до желанного конца. И я, и все мы верим в этот конец. Нам терять больше нечего: свободы нет у нас; значит, остается либо добыть ее с мечом в руке, либо умереть за нее.

– Умереть придется, быть может, и не в бою, товарищи, – промолвил высокий, уже пожилой воин, незаметно подошедший к группе разговаривавших из полосы густой тени, отбрасываемой высоким зданием храма. Гордая осанка и мужественное лицо его, обрамленное уже седеющей волнистой бородой, невольно внушали к нему уважение. Все расступились перед этим человеком, который с милой непринужденностью опустился на одну из ступенек храма и прислонился спиной к колонне. Теперь, при свете костра, ярким пламенем озарявшего его, воин казался еще величавее. Левая рука его висела на повязке. Это был сам Килон.

На минуту воцарившееся с его приходом молчание было прервано Филогнотом.

– Не бойся, Килон, мы и от голода умрем за тебя и за правое дело, если богам будет угодно это. Еще раз скажу: лучше смерть, чем постыдное рабство.

– Клянусь памятью Тезея, я ожидал такой решимости от вас, друзья мои, – ответил Килон, и радостная улыбка скользнула по лицу его. – Но этого не будет. Запасов у нас, правда, немного, но на неделю все же нам их хватит. Тем временем, быть может, архонты и их приверженцы одумаются и примут наши условия. Если, впрочем, нужно, я лично готов пожертвовать жизнью, лишь бы иметь уверенность, что над афинским народом воссияет солнце свободы.

– Да хранит нас громовержец Зевс от утраты нашего Килона! – одновременно воскликнули Филогнот и молодой Каллиник.

– Да хранят боги город Афины от подобного несчастия! Ведь на тебя, Килон, теперь вся надежда угнетенных геоморов и демиургов. Ты будешь вождем, законодателем и спасителем своего народа. Ты – евпатрид и человек богатый; тебе от нас ничего не нужно. Но ты жертвуешь собой для общего блага, и этого никогда не забудут благодарные жители Аттики. Слава Килону, вечная слава!

– Поистине, эта речь почтенного Филогнота мне сейчас приятнее венка, полученного на последних играх в Олимпии, когда я вышел победителем из борьбы. В подобных словах отрада вождя, потому что с такими пособниками, как ты, Филогнот, и все вы, друзья мои, дело наше должно и будет иметь успех. Недаром и дельфийский бог устами своей вещей жрицы предсказал мне удачу. Когда я в торжественной процессии по случаю годовщины своей победы на олимпийском стадионе, сопровождаемый вами и отрядом отборных мегарян, подходил к Акрополю, боги в лице сизокрылого орла, парившего над храмом Паллады, возвестили мне вторично удачу. И как бы в оправдание этой надежды нам не только удалось беспрепятственно овладеть Акрополем, но и число наших приверженцев по пути сюда значительно возросло. Народ начинает понимать свое положение. И где это видано, чтобы в свободном государстве творились такие беззакония? Ведь евпатриды и пуще всех Алкмеониды [5] Название потомков евпатрида Алкмеона, отличавшихся особенной алчностью и жестокостью. пожрали уже все, что только можно было пожрать. Геоморы разорены, закабалены в тягчайшее рабство, земля стонет под игом разбойничьей знати, передавшей ее обработку в руки покупных рабов и заклеймившей ее позорными закладными столбами; уже и ремесленники, и купцы, и всю прочие демиурги в руках у евпатридов, не боящихся ни суда, ни богов и явно торгующих правосудием, которое они же отправляют. Чужие товары, чужой хлеб, чужой труд введены ими в нашу свободную страну и давят в одинаковой мере педиэев, паралиев и даже отдаленных диакриев [6] Названия жителей Аттики сообразно характеру занимаемой ими местности в стране (см. выше, № 2): педиэи жили на равнине, паралии на побережье, диакрии в горах. Первые занимались преимущественно земледелием, вторые рыболовством и торговлей, третьи скотоводством. , не могущих бороться с пришельцами. Недалек день, когда злейший из евпатридов, архонт-эпоним Мегакл, издеваясь над народом, посягнет на целость самого государства и при помощи преданного ему ареопага провозгласит себя царем свободного будто бы народа. В вашей власти, друзья и мужи афинские, не дать восторжествовать гнусной попытке недостойнейшего из недостойных. Вы отстоите свободу отечества и сами дадите своему народу законы. Вы не допустите, чтобы народ, изнемогая под игом евпатридов, и впредь не имел возможности избавиться от вечной нужды и задолженности этой предательской знати. Но слушайте: что это?