Рафаэль Сабатини - КОЛУМБ

Казначей добродушно хохотнул.

— Удивляться тут нечему, Кристобаль. Маркиза, зная о той страсти, которую пробудила в вас, посчитала, что вы навсегда останетесь её поклонником. Естественно, ей неприятно, что вы дарите своё внимание кому-то ещё. Неразумно, конечно. Но по-женски.

Колон, однако, не видел за собой никакой вины.

— Остаётся только сожалеть, если я нажил себе врага. Но потакать ей я не намерен.

— Похоже, эта танцовщица вам приглянулась.

— Во всяком случае, я не потерплю, чтобы кто-то презирал её только потому, что ему или ей больше повезло с родителями. В жилах Беатрис Энрикес течёт благородная кровь. Если же нет, моё уважение к ней лишь возрастёт. Значит, она обладает редким достоинством — врождённым благородством.

— Спаси мою душу, Господи, но я начинаю подозревать, что эта девушка — ведьма.

— Для вас это шутка.

— Отнюдь. Вас ждёт опасная экспедиция, и женщина эта тяжёлым грузом может повиснуть на вашей шее.

— Или вдохновить меня на подвиг.

— Пожалуй, возможно и такое… — Сантанхель пожал широкими плечами. — В конце концов, куда разумнее любить женщину во плоти, чем понапрасну сжигать себя страстью к благородной даме, от которой толку как от святого, нарисованного в окне кафедрального собора.

— Наверное, мне и самому следовало прийти к такому выводу, но случай помог мне встретить Ла Хитанилью. — Он помолчал. — Жаль, конечно, что маркиза Мойя стала моим врагом.

— Ей, разумеется, не понравилось, что вы обратили взор на другую женщину, но о чём подумают при дворе, если она открыто выразит своё недовольство? Тут волноваться вам не о чем, Кристобаль. Давайте-ка поедем ко мне и вместе пообедаем.

И они двинулись к Вратам прощения. Каждый из встреченных ими придворных кланялся Сантанхелю. Кое-кто кивал и Колону. Настроение у него заметно ухудшилось. Последние слова маркизы нарушили спокойствие его души.

Следующий день принёс Колону новые разочарования. Как обычно, вечером он пришёл к Загарте, после спектакля попросил мориска пригласить к нему Беатрис, но получил ответ, что та прийти не может. Колона это не устроило.

— Это ещё почему? — взорвался он.

Загарте развёл руками, его плечи поникли.

— Женские капризы. Что я могу поделать?

— Тогда посмотрим, что смогу сделать я. Где она?

— У неё жуткий темперамент, Ваше высочество. Если её рассердить, она превращается в дикую кошку.

— Так рассердим её. Показывай дорогу.

Как он выяснил в тот вечер, Беатрис занимала две комнаты на верхнем этаже. Одна служила для неё костюмерной, из неё шла дверь в крохотную спальню. На полу спальни лежал восточный ковёр, у одной из стен стоял диван с яркими подушками. Беатрис встала, когда Колон возник в дверях, высокий, решительный. Её отказ от совместного ужина вывел его из себя.

— Вы, сеньор? Но я же просила…

— Я знаю, о чём вы просили. — Он захлопнул дверь, оставив Загарте в костюмерной. — Такого ответа я не приемлю. Я пришёл узнать, почему мне отказано?

— Разве я обязана во всём потакать вашим желаниям?

— Нет, если они уже не совпадают с вашими. Послушайте, Беатрис, чтобы отказать мне, должна быть веская причина.

— Вы разговариваете со мной так, будто я — ваша собственность. — Она опустилась на диван. — Я, однако, вам не принадлежу. И будет лучше для нас обоих, если вы вернётесь к вашим друзьям при дворе.

— Беатрис! Что всё это значит?

— Лучшего совета я вам дать не могу. — Она не смотрела на него. — Эта очаровательная дама вчера в Мечети… Такая величественная, подруга королевы. Она подходит вам куда больше, чем я.

Он подошёл ближе, опёрся коленом на диван, склонился над ней.

— Неужели я удостоился такой чести? Вы приревновали меня?

— Приревновала? Да. Я же не игрушка придворного кавалера.

— А я — не придворный кавалер. Скорее одинокий мужчина, который любит вас.

Беатрис чуть слышно ахнула, столь неожиданными оказались его слова. Медленно подняла полные страха глаза.

— О чём вы говорите? Мы знакомы едва ли с неделю.

— Мне этого хватило, чтобы полюбить вас, Беатрис, и я не могу поверить, что вы не догадываетесь о моих чувствах к вам. Вы вернули мне мужество, прогнали прочь одиночество, расцветили до того тусклую жизнь. Для меня вы не просто женщина, но воплощение женственности, которую я боготворю, благодаря двум моим матерям, тоже женщинам, одной на земле и одной на небесах.

Теперь она смотрела на Колона с благоговейным трепетом. Глаза её наполнились слезами. Губы задрожали. Но Беатрис переборола себя и рассмеялась.

— Дьявол может снабдить мужчину языком ангела, лишь бы совратить женщину.

— И вам кажется, что я преследую именно эту цель?

— Судьба многого лишила меня, но даровала умение разбираться в людях.

— Значит, во мне вы видите только плохое? Это, моя Беатрис, не что иное, как чистое упрямство, — произнося эти слова, Колон обнял её и притянул к себе.

Поначалу, захваченная врасплох, она не сопротивлялась. Но когда его губы коснулись её щёки, словно очнулась и начала вырываться, оттолкнув его от себя.

— Нет! — выкрикнула она. — Нет!

— Беатрис, — молил он, — ну почему вы не хотите прислушаться к голосу сердца?

— Моего сердца? Что вы знаете о моём сердце?

— То, что говорит мне моё.

Беатрис опустила голову, и Колон, решив, что сопротивление сломлено, сел рядом и вновь обнял её.

— Вы рады, Беатрис? Скажите мне, что вы рады. — Губы его прижались к шее Беатрис, и та, как ужаленная, вырвалась из его объятий.

— Ах, вы слишком спешите. Дайте мне время. Дайте мне время.

Её смятение удивило Колона.

— Время? Но жизнь коротка. И времени у нас так мало.

— Я… я должна увериться, — в отчаянии выкрикнула Беатрис.

— Во мне?

— В себе. Ах, оставьте меня. Умоляю, если вы действительно любите меня, как говорите, оставьте меня сейчас.

Смятение, охватившее её, было столь велико, что ему не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Колон встал.

— Я не понимаю, почему вы так расстроились. Но не буду требовать немедленного ответа. Вы всё расскажете мне, когда мы снова увидимся.

Наклонившись, он поцеловал ей руку и ушёл.

Несколько минут спустя Загарте, заглянув в спальню, застал Беатрис в слезах.

— Что случилось? — обеспокоился он. — Этот долговязый мерзавец обидел вас?

— Нет, нет. И не смей так называть его.

— Зря вы его защищаете. На вашем месте, Беатрис, я бы не тратил на него столько времени. Как мне сказали, за душой у него ничего нет. Он даже не придворный, а иностранный авантюрист, живущий на подачки. Добра от него не жди. Да ещё он ухлёстывает за женщинами. Вот и маркиза Мойя…

Продолжить она ему не дала.

— Прикуси свой злобный язык, Загарте. А не то тебе его укоротят. Оставь меня одну. Уходи.