Рафаэль Сабатини - МОРСКОЙ ЯСТРЕБ

— Вам придётся отказаться от спиртного, — предупредил Сакр аль-Бар.

— Мне будет чем вознаградить себя.

Сакр аль-Бар задумался. Просьба шкипера отозвалась в его сердце. Он был не прочь иметь рядом с собой соотечественника, даже такого плута, как Джаспер Ли.

— Будь по-вашему, — наконец сказал он, — хоть вы и заслуживаете петли. Ну да ладно. Если вы перейдёте в магометанство, я возьму вас на службу — для начала одним из моих лейтенантов. До тех пор пока вы будете верны мне, Джаспер, всё будет хорошо, но при первом же подозрении вам не избежать верёвки и танца между палубой и ноком реи по дороге в ад.

Взволнованный шкипер нагнулся, схватил руку Сакр аль-Бара и поднёс её к губам.

— Согласен, — проговорил он. — Вы пощадили меня, хоть я и не заслужил вашего милосердия. Не сомневайтесь в моей верности. Моя жизнь принадлежит вам, и пусть она штука не особо ценная, делайте с ней что хотите.

Почти невольно Сакр аль-Бар сжал руку старого мошенника, после чего Джаспер Ли шаркающей походкой пошёл прочь и спустился по трапу на палубу. Впервые за свою гнусную жизнь шкипер был до глубины души тронут милосердием, которого он не заслужил, и, сознавая это, поклялся стать достойным его, пока не поздно.

Чтобы переправить груз захваченного голландского судна с мола в Касбу, потребовалось более сорока верблюдов. Таких торжественных процессий ещё не случалось видеть на узких улицах Алжира. Её придумал Сакр аль-Бар, знавший, как падка толпа на пышные зрелища. Она была достойна грозы морей, величайшего мусульманского победителя, который, не довольствуясь спокойными водами Средиземного моря, дерзнул выйти на океанский простор.

Возглавляли шествие сто корсаров, одетые в короткие кафтаны всевозможных цветов и опоясанные яркими шарфами, за которые был заткнут целый арсенал сабель и кинжалов. Многие корсары были в кольчугах и сверкающих островерхих касках, обмотанных тюрбанами. За ними уныло плелись сто закованных в цепи пленников с «Голландца», подгоняемые бичами. Далее в строгом порядке следовал полк корсаров, а за ним — длинная вереница важных верблюдов. Храпя и медленно переставляя ноги, они покорно подчинялись крикам погонщиков — жителей Сахары. За верблюдами шёл ещё один отряд корсаров, и завершал шествие сам Сакр аль-Бар на белом арабском скакуне.

В узких улочках, где белые и жёлтые дома обращали на прохожих глухие стены, кое-где прорезанные щелями, едва пропускающими свет и воздух, зрители опасливо толпились в дверях, потому что ноша верблюда, свешиваясь с их боков, занимала весь проход. Берег по обеим сторонам мола, площадь перед базаром и подступы к крепости Асада были запружены пёстрой шумной толпой. В этой толпе величавые мавры в развевающихся одеждах стояли бок о бок с полуголыми неграми из Суса и Дра; сухощавые, выносливые арабы в безукоризненных белых джубах переговаривались с берберийскими горцами в чёрных верблюжьих накидках; левантийские турки подталкивали локтями одетых по-европейски евреев — беженцев из Испании, которых арабы терпели, памятуя про общие страдания и общее изгнание с земли предков.

Вся эта живописная толпа собралась под палящим африканским солнцем встретить Сакр аль-Бара и приветствовала его таким громоподобным криком, что эхо долетало с мола до самой Касбы, возвещая о приближении триумфатора.

Около базара часть корсаров во главе с Османи погнала пленников в баньо, или банный двор, как его называет лорд Генри, тогда как верблюды продолжали медленно подниматься на холм. Через главные ворота Касбы караван неспешно вступил на обширный двор. Погонщики выстроили верблюдов по обеим его сторонам, и животные неуклюже опустились на колени. Затем во двор вошли две шеренги корсаров по двадцать человек каждая — почётный караул предводителя. Отвесив низкий поклон Асад ад-Дину, корсары застыли по обе стороны прохода. Паша сидел на диване в тени навеса, рядом с ним стояли Тсамани и Марзак, за спиной — полдюжины янычар охраны, чьи чёрные одеяния служили эффектным фоном для зелёных с золотом одежд паши, богато украшенных драгоценными камнями. На белом тюрбане Асада сверкал изумрудный полумесяц.

Хмуро и задумчиво наблюдал паша всё происходящее, пребывая во власти сомнений, посеянных в его душе коварными речами и ещё более коварными недомолвками Фензиле. Но при появлении предводителя корсаров лицо паши прояснилось, глаза засверкали, и он поднялся с дивана, чтобы встретить его, как отец встречает сына, подвергавшего свою жизнь опасности во имя дорогого для них обоих дела.

У ворот Сакр аль-Бар спешился. Гордо подняв голову, он с величайшим достоинством подошёл к паше. За предводителем следовали Али и рыжебородый человек в тюрбане. В нём не без труда можно было узнать Джаспера Ли, явившегося во всём блеске своего нового обличья.

Сакр аль-Бар простёрся ниц.

— Да пребудут с тобой благословение Аллаха и мир его, о господин мой! Асад, наклонившись и заключив победителя в объятия, приветствовал его словами, от которых Фензиле, наблюдавшая эту сцену из-за резной решётки, стиснула зубы.

— Хвала Аллаху и нашему властителю Магомету: ты вернулся в добром здравии, сын мой. Моё старое сердце возрадовалось при вести о твоих победах во славу Веры.

Перед пашой разложили богатства, захваченные на «Голландце». Зрелище, представшее его глазам, намного превосходило всё, что он ожидал увидеть.

Наконец добычу отправили в сокровищницу, и Тсамани получил приказ подсчитать её стоимость и определить долю каждого участника похода, начиная с самого паши, представлявшего государство, и кончая последним корсаром из команды победоносных судов Веры. Одна двадцатая всей добычи причиталась Сакр аль-Бару.

Двор опустел. На нём остались лишь паша с Марзаком и янычарами да Сакр аль-Бар с Али и Джаспером. Тогда-то корсар и представил паше своего нового офицера как человека, на которого снизошла благодать Аллаха, замечательного воина и отличного морехода, предложившего свои способности и саму жизнь на службу исламу.

Марзак раздражённо перебил корсара и заявил, что в рядах воинства Веры и без того слишком много назарейских собак и неразумно увеличивать их число, а со стороны Сакр аль-Бара весьма самонадеянно брать на себя подобные решения.

Сакр аль-Бар смерил юношу взглядом удивлённым и презрительным.

— По-твоему, привлечь нового приверженца под знамя нашего владыки Магомета — значит проявить самонадеянность? — спросил он. — Поди почитай Книгу Мудрости [26] Книга Мудрости — имеется в виду Коран, священная книга мусульман. и посмотри, что вменяется в долг каждому правоверному. И задумайся, о сын Асада: когда в скудоумии своём ты бросаешь камень презрения в тех, кого благословил Аллах, кого он вывел из тьмы, где они пребывали, на яркий свет Веры, ты бросаешь камень и в меня, и в свою собственную мать. Более того, богохульствуя, ты оскорбляешь благословенное имя Аллаха, а значит — ступаешь на путь, ведущий в преисподнюю.