Геннадий Андреев - Белый Бурхан

— Этот бык никогда не проснется!

Сапары села на орын к Барагаа, женщины пошептались о чем-то, потом вместе рассмеялись. Дельмек обиженно вышел из аила, обнял коня за шею, ткнулся лицом в его лохматую гриву.

Уехать? Куда и к кому?

Всю дорогу Сапары корила его нищетой и безродностью, попрекала братьями, которые дали ему все — и дом, и жену, и коня. И, если она захочет, то он снова останется нищим, каким был!

Если бы только Сапары знала, каким он был!..

От детства в памяти остался страх, когда хотелось бежать в горы, в долины, в лее — куда угодно, чтобы не слышать паскудных и осточертевших криков за спиной:

— Ээ-гей! Адыйок [111] Безотцовщина, злой и отчаявшийся человек, отверженный рода. (Примечания автора.) идет! Бей его палкой!

— Бери камни! Бей Адыйока!

И он летел от обидчиков, не чувствуя под собой ног…

А назавтра повторялось то же самое. Конечно, Дельмек знал легенды о сиротах, сумевших отомстить обидчикам, стать сильными и властными людьми в горах.

О Борочуде, например, которому повезло только потому, что он встретил в лесу, куда бежал от гонений, змею и спас ее от лесного пожара, устроенного грозой. Эта змея в знак благодарности научила его понимать язык леса и гор, рек и долин, зверей и птиц. А это сделало его могущественным и неодолимым батыром: самые хищные и страшные звери послушно ложились у его ног, реки поили его, а долины кормили, даже сама сказочная птица Каан-Кэрэдэ переносила Борочуда из одного места в другое с быстротою молнии…

И вырос сирота, которому еще совсем недавно любой мог дать безнаказанную оплеуху, в могучего алыпа, победившего вскоре не только своих недавних обидчиков, но и жадных баев, зайсанов, уничтожившего злого хана Караты-Каана. Он даже установил на земле вольную жизнь и, в конце концов, женился на самой красивой девушке Алтая.

Живет в народе легенда и о Сиротинушке-Юскузеке, похожая во многом на легенду о Борочуде…

Почему бы и ему, Дельмеку, не повторить их судьбу?

Но нет… Двадцать лет скоро ему, а никаких чудесных перемен в жизни пока не предвидится. С женой и то не повезло. И от доктора из-за попа ушел. И с этими братьями жены, и с камом Учуром запутался…

Конечно, хорошо бы опять вернуться в детство, даже и в печальном образе адыйока! Хоть там и было много обид, но не было этой тоски, этого страха… Куда он идет по своей кривой тропе? Никто не знает…

Дельмек хорошо помнил день, когда его возвели в ранг мужчины. Это случилось вскоре после того, как погиб его отец-охотник, а в аил к матери пришел чужой мужчина из рода Юсть. Самого малочисленного на Алтае и самого неживучего. Про этот род говорили с насмешкой: им нельзя плодиться больше ста человек. Если рождается сто первый, то старики заранее идут рыть могилу или пригибать дерево — кто-то в роду все равно умрет ночью, он — лишний на земле!

И чем он привлек мать Дельмека? Та была крупной и сильной женщиной, не уступающей в работе мужчинам. А он — маленький, сутулый, с козлиной бородкой и таким же блеющим голоском. Одно и отличало его от других — постоянно бегающие нахальные глаза. Его везде и всюду встречали с насмешливой ухмылкой, только одна мать таяла и млела, становясь беспомощной, когда он подходил к ней, укладывал ее голову себе на грудь и глубоко запускал костистую руку под чегедек, мотая головой мальчишке: иди, мол, погуляй…

Он гулял столько, сколько никому из мальчишек не позволяли! Целыми днями болтался у чужих аилов и юрт, подбирал куски, брошенные собакам, пока не темнело небо и звезды не протыкали своими острыми иголками его темно-синий сатин…

Кто-нибудь приводил Дельмека домой, упрекал мать, но та, наградив его равнодушной затрещиной, отправляла спать, не поинтересовавшись, ел ли он что-нибудь, выпил ли хоть пиалу молока. [112] Подобное отношение к детям совершенно нетипично для алтайцев. Более того, все путешественники издавна, как и миссионеры, отмечали их «чрезвычайное чадолюбие». Если Дельмек не успевал заснуть сразу, то потом не мог вообще от страшных для него ночных звуков, смеха и стона матери, воркотни Акыма, скрипа орына, готового развалиться. А утром его мать, как ни в чем не бывало, сияя горящими, глубоко запавшими от постоянной бессонницы глазами, обегала соседок, чтобы с восторгом рассказать о своем Акыме, лучше которого нет, не было и не будет больше на земле!

Странно, но женщины не только не смеялись над ней, а завистливо и трепетно вздыхали, говоря чуть ли не шепотом, боязливо и лукаво оглядываясь по сторонам:

— Да, настоящих мужчин сейчас уже и нет… Тебе повезло, Уркене! Держись за него, не отпускай, охотницы на такого мужчину найдутся на любом стойбище!..

И только мужчины искренне жалели мать:

— Совсем тронулась Уркене, как ее Темира медведь заломал!

Медведя никто из охотников плохо не поминал: он был хан и дух леса, ему можно все, не то, что лысому барсуку!

Дельмека, когда он оставался один, душили стыд и обида. Ему казалось, что и в смерти отца виновата мать. Если бы она не ворчала на него и не корила постоянно, то и не пошел бы тот к берлоге, тревожить чуткий осенний сон зверя… Однажды мальчишка не выдержал и упрекнул ее:

— Зачем ты привела этого Акыма? Разве нам плохо было жить с тобой вдвоем?

Та рассердилась и стала гнать его:

— И ночевать не приходи!

Но Акым неожиданно заступился за Дельмека:

— Куда он пойдет? К медведю, что ли?.. Надо его сделать мужчиной, обручить с какой-нибудь девушкой постарше, и пусть они строят свой аил!

Отчимства горы не признавали. Обычно детей и жену погибшего брата брал себе неженатый дядя. Но младшего брата у отца Дельмека не было, и потому он со смертью Темира становился настоящим адыйоком. Предложение Акыма, вообще-то, ничего не меняло в судьбе мальчишки, но давало ему некоторые права на самостоятельность. А это и было для него самым драгоценным!

Быстрое согласие Дельмека рассмешило Уркене и вызвало самодовольную усмешку Акыма:

— Вот и хорошо! Найдем тебе невесту, чтоб была тебе вместо матери, и живи, как мужчина, привыкай…

Задуманное Акымом было скорее развлечением для взрослых, чем стоящим делом для мальчишки. Но для обряда-церемонии Уркене и Акым готовились серьезно: уговорили стариков, которым было все равно, натопили большую чашку жира, срубили молодую гибкую березку и пропустили ее вершинку в дыру дымохода. Потом стали искать и звать Дельмека — уже собрались парни и молодые мужчины поглазеть на диковинную игру, а если повезет, то и поучаствовать в ней. Но вдруг струсивший мальчишка затаился в кустах и дрожал, клацая зубами, не столько от холода, сколько от ужаса. Его все-таки нашли такие же, как он сам, мальчишки, его постоянные преследователи, а старик Капшун подставил убегающему Дельмеку ногу и, когда тот упал, крепко вцепился ему в плечо: