Рафаэль Сабатини - ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

Д'Антраг уже начал подумывать, не намекнуть ли Мосье, что он избрал ошибочную тактику, но дело это было столь деликатно, что хитроумный царедворец колебался. А тем временем д'Аварэ не оставлял регента в покое и буквально изводил его разговорами о долге и чести, которые требуют присутствия принца среди тех, кто готов отдать за него жизнь в Тулоне.

Таково было положение вещей, когда в Гамм прибыл Ланжеак с новостями из Парижа, где вовсю кипели страсти вокруг разразившегося в Конвенте скандала с Шабо. Ланжеак подробно описал события д'Антрагу, тот отвёл курьера к регенту и был единственным свидетелем беседы в длинной пустой комнате шале, в котором его высочество содержал свой сократившийся до предела двор. Брат регента, граф д'Артуа со своими слугами уехал в Россию, просить о поддержке императрицу.

В то утро его высочество пребывал в дурном расположении духа. Д'Аварэ больше обыкновенного настаивал на необходимости срочного отъезда в Тулон. Новости, которые привёз Ланжеак, отчасти рассеяли уныние принца.

— Ну наконец хоть какой-то сдвиг, — одобрительно проворчал он. — Признаюсь, я даже не ожидал такого от этого гасконского бахвала.

Возможно, Ланжеак следовал данным инструкциям, а может быть, в нём заговорило подобострастие придворного подхалима, но он поспешил вывести принца из заблуждения, указав на второстепенность роли барона.

— Это скорее работа Моро, нежели господина де Баца, монсеньор.

— Моро? — Выпученные глаза его высочества округлились в недоумении. Потом из глубин его памяти всплыло неприятное воспоминание. Принц нахмурился. — А, Моро! Стало быть, он всё ещё жив? — Выражение его лица не оставляло сомнений, что известие это ему крайне неприятно. «Тяжёлый человек», — подумал Ланжеак.

— Да, он поразительно живуч, монсеньор.

Его высочество, казалось, утратил интерес к разговору. Он кратко поблагодарил господина де Ланжеака и отпустил его.

Господин д'Антраг пошёл проводить посыльного в приготовленные для него комнаты. Нужно ли говорить, что любезность д'Антрага была вызвана не только вежливостью по отношению к гостю?

— Кстати, о Моро, — сказал он, когда вывел курьера из комнаты регента, — Лучше вам никому не упоминать о том, что он жив. Этого требуют государственные интересы. Вы меня понимаете?

— Никому? — переспросил Ланжеак. Его глуповатое лицо приняло бессмысленное выражение.

— Именно так, сударь. Никому.

— Но это невозможно. Я привёз мадемуазель де Керкадью письмо от него. Если она всё ещё в Гамме…

— Письмо ничего не меняет, — перебил д'Антраг. Вы отдадите его мне. Я прошу вас об этом от имени его высочества. И забудьте, что привезли письмо. — Устремив многозначительный взгляд на озадаченного Ланжеака, он повторил: — В государственных интересах, которые я не вправе вам объяснить.

Возникла пауза. Потом Ланжеак пожал плечами, вручил д'Антрагу письмо и дал требуемое обещание. Возможно, недружелюбное отношение к Андре-Луи помогло ему сохранить безразличие.

Граф д'Антраг вернулся к принцу.

— Этот Моро снова прислал письмо, — сухо объявил он.

— Письмо? — Регент поднял глаза. Его взгляд не выражал никаких чувств.

— Мадемуазель де Керкадью. Я принёс его сюда. Едва ли мы можем допустить, чтобы его вручили адресату. Тогда стало бы известно и о других письмах.

Его высочество быстро сообразил, что подразумевает д'Антраг.

— Чёрт бы побрал вас с вашими советами! Что из всего этого выйдет? Если этот субъект в конце концов останется в живых, ваши махинации с письмами откроются. Как в таком случае мы будем выглядеть?

— Мои плечи выдержат этот груз, монсеньор. Вашему высочеству совершенно ни к чему раскрывать своё участие в маленьком обмане, продиктованном исключительно милосердием. В конце концов, крайне маловероятно, что Моро уцелеет. Рано или поздно удача ему изменит.

— Ха! А если нет?

Смуглое худое лицо графа, изборождённое, несмотря на относительно небольшой возраст, глубокими морщинами, осталось непроницаемым. Тёмные глаза смотрели твёрдо.

— Ваше высочество желает выслушать моё мнение?

— Вы же меня слышали.

— На вашем месте, монсеньор, — отчеканил д'Антраг веско, — я бы устроил так, чтобы новость о спасении Моро, даже если она и достигнет когда-нибудь ушей мадемуазель де Керкадью, пришла слишком поздно, чтобы иметь какое-либо значение.

— Бог мой! Что вы имеете в виду?

— Только то, ваше высочество, что на мой взгляд вы были чересчур терпеливы.

Казалось, регент был шокирован.

— Терпение в таких вопросах не всегда означает галантность, — осторожно заметил д'Антраг. Оно не льстит женщинам, которые, скорее простят излишнюю пылкость. Благоразумие поклонника подразумевает, что предмету поклонения недостаёт очарования.

— Чёрт побери, д'Антраг! Какой вы, оказывается, низкий человек.

— Ради вашего высочества я готов стать кем угодно, лишь бы это служило вашим интересам. Но где же здесь низость? Насколько я помню, прежде вы не колеблясь прибегали к решительным действиям, и, как должен показывать вашему высочеству прошлый опыт, ни одна женщина не может перед вами устоять. Почему же вы колеблетесь теперь? Тулон ждёт вас с нетерпением, а вы никак не можете решиться и уехать. Я прекрасно понимаю причину вашего нежелания покинуть эти места. Чего я не могу понять, так это зачем вы рискуете всем ради этой — ваше высочество простит мне такую вольность — этой безрассудной страсти.

— Тысяча чертей, д'Антраг! — Взорвался его высочество. — Теперь и вы заговорили как д'Аварэ, который только что битый час читал мне проповедь о моём долге.

— Вы ошибаетесь, сравнивая меня с д'Аварэ, монсеньор. Д'Аварэ не понимает ваших трудностей. Он предлагает вам выбирать из двух зол. Либо вы изменяете своему долгу, либо своим чувствам. Я указываю вам выход. Отправляйтесь в Тулон, но возьмите мадемуазель де Керкадью с собой.

— Ах, легко вам давать советы! Но поедет ли она?

Д'Антраг продолжал гипнотизировать взглядом своего господина. На тонких губах графа появилась тончайшая улыбка, которая странным образом подчеркнула жёсткое выражение его лица.

— При определённых обстоятельствах, безусловно, поедет, — со значением сказал он после долгой паузы.

Принц отвёл глаза. Он не мог больше выносить взгляда своего министра.

— А Керкадью? — спросил он. — Как быть с ним? Что, если он… — Его высочество не мог подобрать слов, чтобы закончить предложение.

Д'Антраг пожал плечами.

— Господин де Керкадью ставит долг по отношению к особам королевской крови превыше всего. Меня бы удивило, если он не привил то же чувство долга своей воспитаннице. Но, если у вас есть какие-то сомнения, монсеньор, если присутствие господина де Керкадью вас стесняет…