Виктор Кернбах - Лодка над Атлантидой (С иллюстрациями)

Тефнахт на мгновение задумался, потом позвал слугу, хотел что-то ему сказать, но забыл и вдруг неожиданно для самого себя спросил совсем не о том, о чем хотел:

— Что за рабыню привели наши солдаты с юга?

— Много привели черных рабынь, господин. И особенно рабов. Может быть, господин спрашивает о той самой рабыне, красавице, которую зовут Нтомби?

— И что ж, уж так она красива?

— Господин приказывает привести ее сюда?

Тефнахт сердито сжал губы:

— Нет. Я спросил просто так. Можешь идти.

И Тефнахт, повертев ручку пальцами, украшенными кольцами, с удовольствием посмотрел на переливающуюся огоньками инкрустацию орькалком.

Из загона до него доносились неясные голоса. Он более не смотрел туда, зная, что ему все равно не удастся понять ни чужой язык, ни увидеть лицо девушки, которую солдаты повели к ее любимому.

Рабов отобрали. Остались лишь немногие, самые слабые; их пощадили и не стали убивать. Вокруг нескольких писарей толпились отобранные рабы — мужчины. Женщины считались лишними или взятыми из милости и поэтому записи не подлежали. По решению Пуарема пища давалась только мужчинам. Им не оставалось ничего иного, как делиться ею с женщинами, с которыми они не могли расстаться. Писарь, подвернув ноги под себя, аккуратно списывал с глиняных дощечек на свиток папируса имена рабов и их возраст.

Рабы говорили между собой вполголоса. Несколько надсмотрщиков и солдат держали в руках бичи и хлестали ими первых попавшихся, если начинался шум. Теперь Ауте не разрешалось быть среди рабов. Он издалека смотрел на плети и иногда слышал их резкий свист. Аута страдал от того, что был не в состоянии помочь бедным, избиваемым людям.

Рабы переговаривались между собой, высказывая удивление по поводу того, что не все мужчины были записаны на глиняную дощечку. Некоторые стояли в стороне, среди них был толстый кичливый колдун Тела и глупый хромоногий Изуа. Вместе с тем им казалось очень странным, что в далекий поход должны были отправиться старые люди, такие, как Агбонгботиле и Танкоко. Всех удивляло, что Татракпо сидит среди них, как обычный раб; удивлялись также и тому, что каждый имел право взять с собой только одну-единственную жену, хотя у некоторых их было много, а Татракпо содержал под своим кровом шестнадцать жен. Женщины, уходившие вместе с мужчинами, отбирали из своего более чем скромного имущества то, что еще можно было взять, и, связав все это в грубые старенькие шерстяные одеяла, которыми они покрывались ночами, теперь стояли около своих мужчин.

Обрадовавшийся вначале своему спасению от рабства, Тела вскоре помрачнел, увидев, что в деревне оставались лишь древние старики, несколько больных да десяток старух. «Может быть, это месть какого-нибудь бога!» — с беспокойством размышлял он. Рабство, конечно, не манило его, но кто будет работать на него здесь, в селении? Настроение Телы еще больше испортилось, когда До него дошла насмешка Май-Баки: «А ну, Тела, плохи твои дела — теперь придется самому поработать на себя». Услышав шутку Май-Баки, все рассмеялись, несмотря на горестные чувства, переполнявшие сердце каждого. Май-Бака был спокоен, довольный хотя бы тем, что нашлась его Нтомби. Только теперь он начинал постигать всю глубину несчастья человека, живущего в рабстве, и смутно представлять себе, что ожидает его. Однако он прекрасно понимал, что ему, самому мужественному человеку оазиса, не следует сетовать на судьбу.

Время подошло к полудню. Пересчет и регистрация новых рабов кончались. С женщинами и детьми их насчитывалось свыше трех тысяч.

Устав от душевных переживаний, Аута присел в тени пустой хижины. Увидев его усталым, один из старых рабов, пришедших вместе с армией, решил, что Аута обессилел от голода. С грустью посмотрев на него, он принес ему горсть фиников и кувшин свежей воды. Аута невидящими глазами посмотрел вслед удаляющемуся от него рабу, но к еде так и не притронулся. Душа его настолько истомилась, что он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он не мог заснуть перед ночным походом, хотя все, за исключением часовых, улеглись спать. Аута сидел, закрыв глаза, ни о чем не думая. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его. Он с трудом приоткрыл веки. Перед ним стоял колдун Тела. Его черное, с белесыми пятнами, лоснящееся толстое лицо под курчавыми, подернутыми сединой волосами выражало ужас.

— Тела?… Что с тобой? Ты недоволен, что остаешься?

— Нет… Я пришел к тебе с другим делом: гнев бога становится бедствием! — Тела показал дрожащей рукой на юг.

Аута ничего не понял.

— Какой бог? — спросил он неохотно.

— Бог ночи, тот самый, который гневно смотрел на нас.

Усталый до предела, Аута был не в состоянии думать о незнакомой звезде и ничего не ответил ему. Но колдун не оставил его в покое.

— Иди сюда, Аута, посмотри! Наступает конец мира. Вы не успеете дойти живыми до вашей проклятой страны.

Аута решил, что колдун стремится напугать его, для того чтобы добиться от него какого-либо обещания или милости. Однако он взглянул ему в лицо и заметил, что оно в самом деле полно ужаса. А Тела продолжал взволнованным голосом:

— По ту сторону оазиса вчера остановилось несколько человек с рабами. Бог послал тогда огненные копья. Они не попали в людей и упали от них в двух шагах. Это было лишь предостережение. Люди и рабы убежали, Я не знал этого и сегодня пошел туда. Там увидел разбросанный по сторонам песок, но не так, как обычно бывает при ветре, а как-то по-другому. В песке я заметил маленькие блестящие кувшины. Их там до сих пор не было. А когда я хотел было подойти к ним, один раб предостерег меня: «Не ходи!» И рассказал мне о случившемся вчера.

— И ты не пошел?

Тела испуганно взглянул на Ауту:

— Как же я пойду? Бог ведь накажет меня. Вот я и пришел к тебе.

Аута слушал его внимательно. По лицу колдуна было видно, что тот не обманывает его. Аута выпил немного воды, а остаток плеснул себе на лицо. И только после этого, очнувшись наконец от оцепенения, понял, о чем идет речь.

Аута вскочил на ноги:

— Может быть, ты и врешь, Тела, но я все равно пойду посмотреть!

Тела взял его за руку и прижался лицом к голове Ауты. В глазах колдуна застыл ужас. Это уже был не тот Тела, который потешался над всеми в загоне после прихода атлантов.

— Не ходи, Аута, не ходи туда: умрешь! — кричал он.

Но Аута вырвался из рук колдуна и бросился бежать к указанному месту.

Когда он вышел из-под деревьев оазиса на горячий песок, зной обжег его голое до пояса тело. Здесь он не носил рубашки с вышитым на груди гербом Святой Вершины. Аута осмотрелся. В нескольких сотнях шагов от себя он увидел в песке какие-то блестящие предметы. Песок возле них был как-то странно разбросан: вместо мягких переходов песчаных валов, которые намел ветер, виднелись круглые воронки и холмики. Аута направился к ним, но вскоре почувствовал легкое головокружение. Сначала он подумал, что это результат усталости, и пошел дальше. Головокружение становилось все сильнее, ноги отяжелели. Однако Аута заставил себя сделать несколько шагов вперед. Он едва держался на ногах; в голове смешалось рычание львов с грохотом тысяч барабанов и писком позеленевших медных труб. Аута огляделся. Он знал, что вблизи нет никаких зверей, и понимал, что кругом все тихо и неподвижно. Невообразимый шум, напоминающий грохот бьющихся о скалы огромных волн, вне всякого сомнения слышал только он. Аута не мог понять, что это могло бы означать. Еще несколько шагов. До кувшинов о которых говорил Тела, оставалась какая-нибудь сотня метров, а может быть, и того меньше. Аута еще немного прошел вперед и упал. Но он не остановился и пополз к продолговатым, светившимся, как стекло, предметам похожим на кувшины (их он насчитал шесть). Вблизи эти предметы не были похожи на глиняные кувшины, сквозь их стенки виднелась какая-то жидкость со странным бледно-серебряным отсветом. До них оставалось не более пятидесяти шагов…