Николай Харин - Снова три мушкетера

Всякий непредвзятый наблюдатель заметил бы, что часовые боролись не столько с экипажем «Морской звезды», сколько с чувством долга. Последнее было вынуждено отступить перед естественным стремлением оказаться там, где едят досыта.

Таким образом, «Морская звезда» покинула негостеприимную гавань Ла-Рошели и устремилась в темные воды Бискайского залива. На мачте и на корме были вывешены опознавательные знаки, освещенные скудным светом фонарей. Они послужили бы пропуском при встрече с военными кораблями, охранявшими гавань.

А бравый капитан Ван Вейде обратился к стоявшему рядом г-ну Эвелину со следующими словами:

— Наконец-то мы, кажется, разом отделались от всех этих кардиналов, ларошельцев, католиков и гугенотов. Мы снова свободные люди, Александр, друг мой!

«Морская звезда» уходила все дальше от берегов, а в лабиринте ночных ларошельских улиц разыгрывались драматические события, участниками которых были люди, хорошо знакомые нашему благосклонному читателю, равно как и появившиеся на страницах нашего повествования лишь недавно.

Те из них, кто повстречался на пути мэтру Франсуа Буало и д'Артаньяну, принадлежали к числу наиболее отчаянных городских бродяг. Доведенные до последнего предела лишениями и жестокой политикой коменданта, поддерживавшего силы стражников и гвардейцев за счет всех остальных, включая стариков, женщин и детей, они готовы были на вооруженное восстание.

Столкнувшись нос к носу в темном переулке с двумя лакеями, несущими портшез, который можно было узнать с первого взгляда по гербам на дверцах, их главарь пришел в восторг. Бывший вором и грабителем до осады Ла-Рошели, он сделался нищим, так как его ремесло уже не могло его прокормить. Несколько его друзей уже были повешены по приказу коменданта в числе тех, кто был заподозрен в призывах к мятежу. Оставшиеся, вернее те из них, кто еще не совсем ослабел от голода и мог самостоятельно передвигаться, окружали своего предводителя и в ту ночь. Главарь шайки пришел в восторг, когда его единственный глаз узрел украшенный гербом портшез. Он решил, что перед ним ценная добыча, с помощью которой можно шантажировать ненавистного коменданта.

Справедливости ради стоит сказать, что большинство горожан, вышедших на улицы Ла-Рошели в ту ночь, не принадлежали к воровской шайке, возглавляемой одноглазым грабителем. Это были мирные обыватели, доведенные до крайности множеством несчастий, как из рога изобилия сыпавшихся на их головы уже более года. Поэтому они и вызывали такое сочувствие мэтра Франсуа Буало, в простоте душевной посчитавшего д'Артаньяна одним из их вожаков. Эти люди не пошли бы на совершение насилия, к которому призывал их одноглазый, поэтому они вскоре разбрелись кто куда, а многие, пройдя квартал-другой, просто опустились на мостовую, не в силах больше двигаться. Большинство же, пошумев, истратило на это весь запас своих сил и возвратилось восвояси.

Однако набралась и группа бродяг, последовавших за одноглазым. Группа вполне достаточная для схватки с ночным патрулем, если бы таковой встретился на их пути. Они бросились вслед за лакеями.

Те сначала ускорили шаги, а потом, видя, что расстояние между ними и их преследователями неумолимо сокращается, сочли за лучшее бросить пустой, как они знали, портшез посреди улицы и унести ноги.

Одноглазый и его сообщники подбежали к портшезу с возгласами ликования, но в это время из-за угла появились стражники ночного дозора, предводительствуемые мистером Джейкобсоном, а в противоположном конце улицы заблестели пистолеты и шпаги небольшого, но, по-видимому, решительно настроенного отряда. Это был сам комендант Ла-Рошели со своими людьми.

— Ну, чего стали, разинув рты! — крикнул одноглазый предводитель. Открывайте дверцы, вытаскивайте ее скорее!

— Назад, негодяи! — гремел голос коменданта, приближавшегося к месту событий.

Наиболее энергично действовал в этой обстановке англичанин. Видя, что он со своими солдатами не успевает к портшезу первым, Джейкобсон вынул из-за пояса пистолет и разрядил его в толпу оборванцев.

— Fire! [9] Огонь! (англ.) — зычно прокричал он, прислоняясь к стене, чтобы не мешать стрелять своим солдатам.

Прогремело несколько выстрелов, воздух огласился стонами и проклятиями раненых, а кучка бродяг бросилась врассыпную.

— Она здесь! Камилла! — звал комендант, подбегая к портшезу.

— It's all right! [10] Все в порядке! (англ.) — удовлетворенно заметил Джейкобсон, засовывая пистолет за пояс.

Комендант рванул дверцы портшеза и издал глухой стон. Портшез был пуст. Впрочем, если принять во внимание все предшествующие события, этого и следовало ожидать.

Но ни Гарри Джейкобсон, ни комендант Ла-Рошели не имели ни малейшего представления о событиях этой ночи, поэтому нам остается признать их полное право на разочарование, если не отчаяние, и посочувствовать им.

— Если эти мерзавцы хоть пальцем тронут ее, я перевешаю их всех, как собак! Собственными руками! — вскричал комендант в бессильном гневе. Goddamn, они бежали к портшезу так же, как и мы. Ни один из этих каналий, как и мы, не подозревал, что девушки в портшезе нет, — произнес рассудительный Джейкобсон спустя минуту.

— Надо отыскать этих трусов, которые несли портшез, — им должно быть известно, где находится Камилла. Как это сразу не пришло мне в голову? произнес комендант.

— Эй, молодцы! — крикнул Джейкобсон, обращаясь к окружавшим их солдатам. — Обыщите все кварталы окрест. Вы должны найти двух лакеев, что несли портшез.

Этой ночью в Ла-Рошели было неспокойно. Крики и выстрелы доносились до слуха двух стражников, пребывающих в уверенности, что они стерегут д'Артаньяна, тогда как на самом деле они охраняли мадемуазель де Бриссар. Оба с тревогой всматривались в темноту, пытаясь отгадать причину смятения.

Неожиданно темнота сгустилась и приняла очертания мужской фигуры, которая заговорила голосом д'Артаньяна:

— В нескольких кварталах отсюда взбунтовавшаяся чернь напала на портшез мадемуазель де Бриссар. Мне даны полномочия собирать всех солдат, находящихся в ведении комендатуры, потому что мятежники многочисленны.

Один из стражников — тот, который сторожил окно камеры, повиновался и двинулся было по улице туда, куда указывал гасконец. Однако второй, охранявший двери, заколебался.

— Назовите свое имя, шевалье, чтобы в случае необходимости я мог сослаться на приказ офицера.

— Мое имя Гарри Джейкобсон, goddamn, — проворчал д'Артаньян, так как англичанин был единственным человеком в Ла-Рошели, за исключением Камиллы, которого он знал по имени.