Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

Домик Грачу очень нравился. Он был бы не против его купить. Но хозяин соглашался расстаться с домиком, лишь когда ему уже нельзя будет проживать далее одному. (И за изрядную сумму, подлец!) Правда, Грач как-то поинтересовался приватным порядком у доктора – выходило, что для домика смена хозяина вовсе не за горами.

Вот здесь-то у них и сладилось.

Да и как бы иначе? Хотя служебные горки – крутые, и для здоровья полицейская работа не слишком пользительна, но по мужской части Грач еще был хоть куда. Существовал бобылем, но отнюдь не монахом. В разумных, конечно, пределах. Пассий выбирал со тщанием, разборчиво. Чтоб с удовольствием, однако ж не обременительно.

Евгения Адамовна ему сразу понравилась. Рыженькая (как раз по вкусу), миниатюрная, похожая на мальчишку. (Ведь как умудрилась роль сыграть в поезде – тот дурак-поручик и не заподозрил подвоха.) Говорит с хрипотцой, а как взглянет , так дыхание-то и сорвется. Это, конечно, фигура речи, с дыханием у Грача все обстояло обыкновенно, но в глазах арестантки он почти сразу и безошибочно угадал некий аванс.

Да и почему б ему не быть, авансу-то? Кто в чьей власти находится?

Поначалу, правда, госпожа Черняева вздумала покапризничать. В домике самовар был приготовлен – попили чаю, поговорили вежливо. Грач был обходителен и даже галантен – в меру возможности. И оттого подопечная сперва впала в ошибку. Развела цирлих-манирлих – и стражники-то ей нагрубили, и влиятельным родственникам-то она непременно нажалуется, так как налицо произвол и ошибка. А когда Грач, пропустив мимо ушей эту словесную чепуху, подсел к ней поближе, с намеком , – в ту же минуту Евгения Адамовна всколыхнулась и даже стукнула чиновника ладошкою по лбу.

Это она, конечно, напрасно. И сама в тот же момент поняла.

– Вот как? – Грач механически потер лоб рукою. Он больше не улыбался и совсем не был галантен.

– Ты что ж, думаешь, я тебя тут взглядом обожать собираюсь? – спросил он. – Напрасно. Ты не святая Цицилия. Ты – пойманная с поличным преступница. Особо опасная. И сюда я тебя привез, потому что думал, что ты разум имеешь. А коли нет, так будешь сидеть в остроге. И не в своем столичном наряде, а в арестантском платье. В общей камере. Среди смраду и грязи. Среди гулящих баб, маклачек и мужеубийц. Вот самая по тебе компания. Днем они тебя изобьют. А ночью… Знаешь, что будет там с тобой ночью?

И рассказал, с подробностями.

Тут с Евгенией Адамовной, натурально, приключилась истерика. Пришлось даже стражника с ведром воды вызвать. Потом, успокоившись, курьерша сказала, что есть у нее вопрос.

Грач дозволил. Интересуется – это хорошо, это уже шаг в правильном направлении.

И вот что получилось.

– Вы в каком чине? – спросила тогда Черняева.

– Надворный советник.

– Ах, надворный! А с шашкой управляться умеете?

– Приходилось, – ответил Грач. – Только к чему?

– А к тому. Вас, за ваше надо мной надругательство, непременно разжалуют. Быть вам точно городовым. Будете с шашкой ходить и полтинники брать с обывателей на престольные праздники.

Это Грачу даже понравилось. Оказывается, мадам Черняева – та еще штучка. Ну что ж, так интересней. Он пересел с бархатного диванчика обратно за стол и с этой позиции с любопытством посмотрел на задержанную.

Сказал:

– Не пугай. Я об отставке и сам часто мечтаю. Чем плохо – выйду вечерком с удочкой, ноги обмакну в воду, закину снасть. Красота! И никаких злодеяний, никаких душегубств. Смотреть буду на закатное солнце и радоваться.

Он сделал паузу, но Черняева ничего не сказала, только глазом сверкнула.

– Да ведь незадача выходит: я-то еще смогу солнышком любоваться, а у тебя вот, может, этот закат – последний. – Он покачал головой.

– Вот глупости!

– Нет, не глупости. Мне твой связник все рассказал, всю твою подноготную. И где ты свой товар берешь, и с кем знаешься, и направляешься куда – тоже.

– Ложь!

– Зовут его Владимир Агранцев, он кавалерийский офицер, – продолжал Грач, будто не слыша. – Описать? Фотографической карточки жаль нет, на службе оставил. Так вот: роста среднего, строен, брюнет, глаза карие, чуть навыкате. Ухватистый, быстрый. Ходит в мундире, хотя без ремней. Возишь ты ему свой товарец из Петрограда, а попадает он туда из Туркестана либо из Персии. Правильно? Ну, что молчишь?

Евгения смотрела на него во все глаза – но уже без вызова, скорей озадаченно.

– Не понимаешь, – кивнул Грач. – А на самом деле-то все куда как просто. Арестован твой офицер. Уже и показания дал. Признательные. Через то на тебя вышли. Что, удивляешься? Думала, будет он в джентльменство играть, даму свою выгораживать? А он вот рассудил иначе. Я тебе помочь хотел, так повернуть дело, будто он главный организатор, а ты действовала по принуждению. Ведь принуждал же? Наверняка принуждал! Но, коли молчать вздумала, вся вина на тебе.

– Я вовсе не его дама… – прошептала Евгения.

Тут и настал тот самый момент, когда у Грача дело на лад пошло. Он, конечно, несколько блефовал. И внешность, и повадки неведомого офицера он знать наверно не мог, срисовал из собственного воображения, действуя по интуиции. Немного использовал, что говорила в свое время об Агранцеве мадам Дорис. И ведь сработало! Вот, господа, это и называется – опыт.

…Когда все закончилось, и снова уселись чаевничать, Женя свою жизнь рассказала – вот до чего доверилась.

Оказалось, всему виной роковая любовь. Была у Жени Черняевой несколько лет назад такая вот сердечная страсть: работала милосердной сестрой у некоего доктора, который ее совратил и даже растлил, а там и бросил, женившись на светской дебютантке. И Жене ничего не оставалось, как пойти по кривой дорожке: общество полусвета, горький хлеб содержанки.

Грач слушал вполуха, посмеивался про себя да поглядывал на часы. Он и половине не верил. Слышал таких историй множество, и не было в них никакой правды. Одни только мечты с аллегориями.

– Ладно, – сказал он, – перемелется – мука будет.

Расстались хорошо. Грач объяснил, что домик этот пока в полном ее, Черняевой, распоряжении. Выходить в палисад можно, но лишь ввечеру, в сумерки. Все необходимое стражник доставит. Если что срочное – опять же через стражника передать. Их тут двое будет: один в сенях, другой во дворе, во флигеле.

С тем и уехал.

Настроение у него было приподнятое, потому что Женя оказалась дамой не просто приятной, но приятной во всех отношениях. И, хотя нужные сведения были получены почти все в первый же вечер, Грач очень рассчитывал под благовидным предлогом подержать ее подольше в своем «конспиративном» домике. Не все же радеть для службы-то. Надо хоть иногда через нее и удовольствие получить.

Поэтому теперь он тонко и с большой осторожностью излагал свое видение перспектив касательно задержанной госпожи Черняевой.